Александр Матюхин - Целующие солнце

— И из-за чего? Из-за долбаной «Нокии»! — возмущался Артем. — Ладно бы у меня были полные карманы денег или, скажем, какой-нибудь айфон с три джи. А то нашли на что покушаться? Да у меня даже не смартфон, так, безделушка…

Когда же я заканчивал декабрь, пришла Анна Николаевна. Сегодня она выглядела как комсомолка из пятидесятых — в строгом темно-коричневом костюме, аккуратной прической с ровным пробором и полным отсутствием макияжа. Не сказать, чтобы ей не шло, но все равно смотрелось странно. Анна Николаевна была шокирована, увидев меня, но, как и всегда, старалась не показывать вида.

— Отлично выглядите, — сказала она, — как ваши ожоги?

— Почти не беспокоят. Еще пара недель, и буду как огурчик.

Это был какой-то привычный, спокойный рабочий день. До обеда я возился с календарем, потом Анна Николаевна подсунула распечатку вопросов для одного журнала, и я потратил полтора часа, неторопливо записывая ответы. Артем курил каждые два часа, Мария Станиславовна искала в интернете фотографии, не находила нужных, ругалась и грозилась вот сейчас, в эту самую минуту, взять фотоаппарат и пойти на улицы фотографировать самой.

— А вы сходите, — напутственно говорил я, — там чудесная погода. Вам понравится.

Вписывая ответы в пустые строчки, я то и дело поглядывал на свой «Кэнон», что стоял зачехленный на краю стола, у монитора. Я прислушивался к себе, ожидая встретить упорное сопротивление, с которым сталкивался в последнее время. Но ничего в душе не противилось. Даже наоборот, мне хотелось вынуть фотоаппарат, повозиться с ним, настроить, проверить пару новых фильтров, которые купил еще до аварии, но не успел опробовать. Это были какие-то странные намеки на возрождение к жизни. Легкие штришки дрожащей рукой на листах моего сознания. А я сдерживался, потому что боялся. Мне казалось, что резкий мой порыв может улетучиться, пропасть, сбежать от неосторожного с ним обращения. Поэтому я доделал календарь, неторопливо заварил себе кофе и только после этого, сделав пару глотков, потянулся к фотоаппарату.

Что-то затрепетало в душе, стоило открыть чехол и вытащить мое сокровище на свет. Что-то задрожало.

В это мгновение я вспомнил, как похожие чувства обволакивали меня в том, далеком мире комы. Мы сидели с Леной на трубах в подвале, и я фотографировал ее, наслаждаясь каждый отдельным щелчком, каждой шероховатостью фотоаппарата, слившись с ним в единое целое…

Из чехла следом за фотоаппаратом выскользнула визитка, которую я сразу узнал. Интересно, как она сюда затесалась? Пробежал глазами по номеру телефона. И задумался.

Артем открыл форточку, решив в очередной раз закурить.

Жизнь была бы неинтересной, если бы оставалась всегда равномерной. Без неожиданностей и странных стечений обстоятельств, без случайных встреч и резких поворотов судьбы — жизнь бы давно опротивела каждому из нас. Я вертел визитку в пальцах, размышляя о том, что все это неспроста. Потом повернулся к Марии Станиславовне.

— Что вы там хотели сфотографировать? — спросил я.

— Мне нужна обыкновенная елка! — сказала Мария Станиславовна. — Большая, пушистая, зеленая елка! И пусть будет проклят тот человек, который сказал, что в интернете таких фотографий навалом.

— Не переживайте вы так, нервы дороже. Давайте, я сфотографирую. Мне все равно сейчас по делам бежать, заодно сделаю пару кадров.

— Было бы просто замечательно! — улыбнулась Мария Станиславовна. — А к завтрашнему утру принесете?

— Может быть даже к сегодняшнему вечеру.

Мария Станиславовна одарила меня благодарной улыбкой. Я накинул куртку, подхватил фотоаппарат, положил визитку в карман и вышел. Ботинки отбивали нервную дробь по ступенькам. Я волновался. Стечение обстоятельств, согласитесь, штука странная.

На улице было пасмурно и безветренно. Над крышами домов низко, угрожающе перекатывались темно-синие тучи — хрипели и гремели, видимо, получая удовольствие от запугивания мелких людишек внизу. Я свернул по улице от забитой машинами дороги в спальный район с детскими площадками и «лежачими полицейскими», подальше от шума и гула. Достал визитку и сотовый, набрал номер и пару секунд с замиранием сердца, с каким-то диким, животным страхом, возникшим в груди, слушал телефонные гудки. Затем щелкнуло соединение.

— Алло, — сказал знакомый мужской голос, — слушаю вас.

— Игнат? — я увидел лавочку возле подъезда и присел на край. — Игнат, привет. Это Филипп. Мы с тобой лежали в одной палате недавно. Я с ожогами был, в коме валялся. Помнишь?..

Сегодняшней ночью, сидя на табуретке в кухне, окруженный призраками близких людей, я долго размышлял о смысле жизни. Если поток времени, бурный и неумолимый, оставил Аленку где-то позади, то я, несущийся в ревущих волнах, могу попробовать спасти ее, вытащить. Ведь я-то еще живой. И, на самом деле, в мире нет ничего невозможного. Есть только отсутствие желания…

— А, Фил. Помню, конечно, — сказал Игнат, — я так подозреваю, звонишь не для того, что бы пригласить на пару бокалов пива?

— Хотелось бы встретиться, — сказал я, — тут такое дело…

Игнат встретил меня в махровом халате неопределенного цвета, с зажженной свечой в руках и болтающимися наушниками от плеера на шее.

— Проходи, друг мой, — сказал он, поглядывая за мое плечо в полутемный коридор, словно опасался неожиданных гостей.

Офис у него (а, по сути, двухкомнатная квартира на первом этаже типичной многоэтажки в спальном районе) выглядел подстать профессии. То есть странно. Стены длинного коридора были увешаны черно-белыми фотографиями, в изображениях на которых очень смутно угадывались какие-то странные, мистические пейзажи. Из ближней комнаты доносились психоделические звуки музыки любимой мною группы Radiоhead. Чарующая мелодия растекалась по квартире, словно ручей наслаждения, погружая в прохладу приятных и смешанных чувств. Добавляла необычности цветовая гамма разукрашенных стен и разноцветные лампы, встроенные в пол и потолок. Моя дрожащая тень разделилась надвое и содрогалась за спиной. В нос ударил сладчайший аромат свет. Атмосфера здесь расслабляла, настраивала на размеренный лад, заставляла утихомирить бегающие мысли и толкала в объятия легкой полудремы.

Я прошел следом за Игнатом в дальнюю комнату, где, судя по всему, располагался приемный кабинет. Игнат сел за большой дубовый стол, заваленный всевозможными папками и книжками, кивком головы пригласил меня сесть на диван, который занимал всю левую половину комнаты. Перед диваном стоял стеклянный стол с подсветкой, на котором дымились две догорающие ароматизированные свечи. Музыка здесь играла тише, но ровно с той громкостью, чтобы не мешать разговору и ненавязчиво забираться в сознание. Благодаря плотным занавескам в комнате царил полумрак. Игнатова тень покорно застыла за его спиной.