Джон Ирвинг - Последняя ночь на Извилистой реке

Здесь доктор Рейли вновь сделала паузу.

— Вам нехорошо? — вдруг спросила она.

Дэниел Бачагалупо не был шокирован подробным рассказом о том, что произойдет, если человек лишит себя руки. Кетчум столько лет говорил об оттяпывании, что Дэнни почему-то поверил: этим в случае чего дело и кончилось бы. И лишь сейчас ему вдруг подумалось, что у Кетчума могут быть более серьезные намерения.

— Простите, вас не тошнит от таких медицинских подробностей? — спросила доктор Рейли.

— Нет, что вы. Просто думал над вашими словами. Значит, смерть от кровопотери ему бы не грозила?

— Его бы спасли тромбоциты, — ответила Эрин. — Тромбоциты — это крошечные кровяные частички, которые настолько малы, что их и клетками-то назвать нельзя. Это такие пластинки, которые отпадают от клетки и затем разносятся кровотоком. При нормальных условиях тромбоциты — крошечные, гладкие, не обладающие вязкостью частички. Но когда ваш друг отсекает себе руку, он обнажает эндотелий, или внутренние артериальные стенки, что вызывает выброс в кровь белка, называемого коллагеном. Возможно, вы слышали это слово. Коллаген применяется в пластической хирургии. Когда тромбоциты сталкиваются с коллагеном, с ними происходит разительная перемена — метаморфоз. Тромбоциты становятся клейкими, у них появляется нечто вроде шипов. Они стремительно склеиваются между собой и создают нечто вроде затычки.

— Что-то вроде комка? — странным, не своим голосом спросил Дэнни.

Он не мог есть, ему было не проглотить ни куска. Он вдруг отчетливо понял, что Кетчум решил свести счеты с жизнью. Отсечение левой руки было особым, присущим только Кетчуму, способом самоубийства. Перед тем как лишить себя жизни, он хотел наказать свою левую руку, позволившую Рози провалиться под лед. Но ведь с момента гибели Рози прошло почти пятьдесят восемь лет. Должно быть, Кетчум не мог себе простить, что не убил Карла. В смерти своего друга Доминика старый сплавщик винил только себя. Всего себя. Левая рука Кетчума не была виновата в том, что «ковбой» застрелил повара.

— Что, слишком много подробностей, отбивающих желание есть? — улыбнулась Эрин. — Я скоро закончу. Свертывание крови наступает несколько позже, когда в спасение включаются еще два вида белков. Достаточно сказать, что обрубленные артерии надежно запечатываются, кровотечение замедляется и потом вовсе прекращается. Как видите, отсечение руки не лишит вашего друга жизни.

У Дэнни было такое ощущение, что он тонет, причем достаточно быстро. («Писателям, Дэнни, полезно знать, как тяжело иногда умирают», — однажды сказал ему старый сплавщик.)

— Хорошо, Эрин, — по-прежнему не своим голосом произнес Дэнни. Чувствовалось, что доктор Рейли тоже удивлена звуком его голоса. — Допустим, мой друг хочет не только лишить себя руки, но и умереть. Допустим, отсечение руки — это первый этап самоказни. Что тогда?

На доктора Рейли такие ужасающие подробности не действовали. По-видимому, она проголодалась и ела торопливо и жадно. Прежде чем ответить, ей нужно было прожевать.

— Этого легко достичь, — сказала Эрин, вновь пригубив вина. — Ваш друг знаком с аспирином? Ему нужно всего лишь проглотить немного аспирина.

— Аспирин, — онемевшим языком повторил Дэнни.

Перед глазами всплыл бардачок Кетчумова пикапа, как будто дверца до сих пор оставалась открытой и Дэнни еще не успел протянуть руку и закрыть ее. А внутри лежал револьвер и большая пластиковая банка с аспирином.

— И то и другое — из болеутоляющих средств, — почти два месяца назад говорил ему Кетчум. — Когда мотаешься по дорогам, без этого никак.

Дэнни тогда ничего не заподозрил. Револьвер — понятное дело при маниакальной любви Кетчума к оружию. А аспирин? Тоже понятно: старый сплавщик предпочитал простые, проверенные временем средства.

— Аспирин частично блокирует процесс образования тромбоцитов, — словно на лекции в колледже, продолжала доктор Рейли. — Если хотите более подробное объяснение — аспирин не дает крови свертываться. Вашему другу достаточно проглотить пару таблеток аспирина, и кровотечение будет продолжаться значительно дольше, уменьшая его шансы на спасение. А если он действительно хочет умереть, можно растворить аспирин в выпивке. Это два разнородных механизма, но результат их действия одинаков. Между аспирином и алкоголем возникает синергия, и тромбоцитам уже не сцепиться. Никакой «затычки». В этом случае ваш друг, лишившийся руки, обязательно умрет.

Эрин умолкла, заметив, что Дэнни оцепенело глядит в тарелку и ничего не ест. Кружка с пивом оставалась почти полной.

— Дэнни, — осторожно тронула его за рукав Эрин. — Простите меня, пожалуйста. Я не знала, что этот ваш друг существует на самом деле. Мне он показался персонажем вашего романа. Я подумала, что он вам симпатичнее остальных персонажей, потому вы и называли его другом. Еще раз простите.

В тот вечер Дэнни не шел, а бежал домой, возвращаясь из ресторана. Ему не терпелось позвонить Кетчуму. Вечер в Торонто был холодным. В округе Коос, наверное, уже выпал снег.

Факсы Кетчума стали редкими. Он и звонил теперь редко; чаще Дэнни сам ему звонил. В тот вечер писатель несколько раз набирал номер Кетчума, выслушивал целую серию длинных гудков и вешал трубку. Можно было бы позвонить Норме Шесть, но Дэнни не знал ее фамилии. Он вдруг поймал себя на том, что так и не выяснил, чем же является слово «Кетчум» — именем или фамилией.

Тогда он решил послать старому сплавщику факс и напрямую попросить у него номер телефона Нормы Шесть. Мало ли, вдруг ему понадобится срочно связаться с Кетчумом.

НЕЧЕГО ВСЕМ ПОДРЯД ЛЕЗТЬ В МОЮ ЖИЗНЬ!

Такой ответ пришел от Кетчума на следующее утро. Дэнни прочитал его, как только проснулся и спустился в кухню. После нескольких факсов и не особо приятного разговора с Кетчумом писателю все-таки удалось узнать номер Пам Нормы Шесть.

Позвонить ей Дэнни решился только в декабре. Разговор не клеился. Да, они с Кетчумом пару раз ездили полюбоваться лосиными танцами. («Смотрели, как лоси толкаются», — так обрисовала танцы Норма Шесть.) И на «привал» они ездили, но всего один раз. Как назло, пошел снег. Покалеченное бедро мешало ей заснуть, но даже если бы бедро ее не побеспокоило, храп Кетчума — отнюдь не колыбельная.

Дэнни несколько раз звонил старому сплавщику, уговаривая приехать на Рождество в Торонто.

— Может, и приеду, но, скорее всего, нет, — отвечал Кетчум, как всегда, не желавший связывать себя никакими обязательствами.

Приближалось время, которое с некоторых пор будило в Дэнни самые худшие ожидания. Через несколько дней исполнится год, как убили его отца. Писателю не хотелось сидеть дома одному. Он заказал столик в «Поцелуе волка» и отправился туда ужинать. Дэнни пробовал думать о работе, но мысли разбредались. В этот момент к нему подошел неизменно учтивый и элегантный Патрис Арно.