Ирвин Уэлш - Одинбург

«Событие, изменившее мою жизнь, — говорил он позже. — Изменившее полностью».

Артиста звали Домино. «Не Толстяк Домино [21], — объяснял он толпе, похлопывая по животу. — Джон Домино. Имя ненастоящее, чтобы укрыться от налогов». Это понравилось Тигру — ведь он, в конце концов, не родился с именем Тигр. «Тигра» — так звали его в школе те несколько лет, что он ее посещал. Он никак не мог усидеть на месте, отчего и получил такое прозвище. «Давай, Тигра, попрыгай для нас!» — и он охотно соглашался. Как будто вместо крови по венам бежал электрический ток. «Здоровый дух», — говорила его мама. Но школа и власти с этим не соглашались. На него смотрели так, будто он невероятно отличался от других. «Ему нужно принимать таблетки, чтобы заземлить лишнюю энергию», — говорили доктора. С тех пор прозвище прилипло к нему, с годами потеряв последнюю букву.

Обо всем этом он со временем рассказал Джону Домино. Но сначала им предстояло узнать друг друга. Тигр хотел познакомиться с фокусником с момента, когда увидел Джона в действии — тот выбрал из толпы жертву, молодого туриста Энди из Австралии, и работал с ней. Домино стоял, почти прижавшись к плечу Энди, задавал вопросы, ходил вокруг него кругами, пожимая руку, похлопывая по спине и нахваливая мускулатуру, снова кружил, спрашивая, где тот купил такой замечательный и, надо же, непромокаемый пиджак и что же это ему наболтали про шотландскую погоду. Говорил и говорил, рот и руки двигались с одинаковой скоростью. «Жертва» улыбалась, понимая, что происходило что-то необычное. Еще как происходило! Сначала Домино вытащил из-за затылка туриста его часы и показал толпе. За ними последовали паспорт и бумажник. Он спросил у Энди, который час, вернул ему часы, попросил надеть. Через тридцать секунд Домино снова держал их в руках, сняв в это время с пояса жертвы толстый кожаный ремень. Раз-два-три! Все происходило быстро и при этом безупречно. Это было... просто завораживающе, упоительно — вот подходящее слово.

Продолжительные аплодисменты Энди, затем несколько карточных фокусов и игра в наперстки. Пять фунтов тому, кто угадает, под каким наперстком горошина. В результате кому-то повезло, и Домино отдал ему пятерку. После аплодисментов Домино показал толпе, что пятерка вернулась обратно. Он пустил по кругу шляпу, но не все кидали в нее мелочь. Многие уходили, как только он начал просить деньги. Тигр остался, и в конце концов Домино оказался прямо перед ним, взглянул на него и, как будто что-то смекнув, подмигнул:

— Не волнуйся.

— Я хотел бы... — начал Тигр, доставая с трудом заработанную фунтовую монету.

— Я знаю, сынок, — ответил фокусник. — И этого для меня более чем достаточно.

Позже, по дороге, Тигр засыпал его вопросами. Как он научился это делать? Что еще он умеет? И главный вопрос, с точки зрения Тигра: если он такой мастер, то почему не промышляет карманником на вокзале Уэверли? Домино обернулся, улыбка исчезла с его лица.

— Я не вор, сынок, и не хочу узнать, какова тюремная камера изнутри. А ты?

— Попадался раз-другой, — признался Тигр.

— И как, весело было?

— Чаёк все же лучше, чем в ночлежке.

— Чем занимаешься сейчас?

— Продаю «Биг Ишью». Дело в том, что если бы я умел то, что умеешь ты... хоть малую толику...

— Это не самая легкая профессия, сынок.

— Всего несколько трюков, вот что я имел в виду... Чтобы журнал шел поживее. Ну, знаешь, представление никогда не повредит.

Домино задумался на мгновение.

— Я могу показать тебе основы. Но придется много практиковаться.

— Не вопрос.

Они стояли на Южном мосту, Домино окинул взглядом улицу.

— Магический круг говорит, что мне не следует этого делать.

— Да кому я расскажу?

Домино направил на него длинный тонкий палец.

— Тут неподалеку Фестивальный театр, так?

— Так.

— Это и будет условием сделки.

— Что именно?

— Великий Лафайет. Мы пойдем к нему. Тогда, может быть, ты поймешь...

Тысяча зрителей... голубые небеса... возгласы восхищения. А он впал в какой-то транс. Это называется боязнь сцены, но не в его случае. Скорее, его нет там, где он стоит. Сады Принсесс-стрит, июль. Саммит Большой Восьмерки был да сплыл; Фестивальный театр прямо за углом. Лето и так выдалось сумасшедшее, и Тигр сейчас в самом центре бедлама. Под ногами — футбольное поле, в ушах звенят десятки разноязыких голосов. За спиной — Кастл-Рок [22], над крепостной стеной мелькают лица.

— Тигр, ты заснул, что ли?

— Что с ним такое?

— Просыпайся, Тигр. Ты что, хлопьями с утра не зарядился?

Их восемь, по четыре в каждой команде. С одной стороны шотландцы, с другой — русские. Чемпионат мира по футболу среди бездомных, первый круг, и все знают, что у него кишка тонка. Что он не сдюжит.

— Транквилизаторов перебрал? — кричит кто-то.

— Тут тебе футбольное поле, а не точка продажи «Биг Ишью», придурок! Шевели задницей, олух!

Последнюю фразу выкрикнул шотландский тренер. Голос, в котором хрипели две пачки сигарет в день, разрушил чары, как раз когда Тигра хотел обойти русский с мячом. Тигр медленно выставил вперед ногу и сбил противника. Судья свистит в свисток, тренер воздевает руки к небу, как будто спрашивая Всевышнего, что он сделал, чтобы заслужить такое. Русский — тощий, черноволосый, со впалыми щеками и короткой стрижкой (вообще-то он немного похож на Зидана) — сердито матерится, не поднимаясь. Смешно: на футболке у него тигр с распахнутой в рыке пастью. Русская команда называется «Тигры С.-П.», С.-П. означает Санкт-Петербург.

— Прости, дружище, — извиняется Тигр, протягивая руку. Русский принимает руку и встает с земли. Тигр хлопает его по плечу. Но тут русского оттесняет судья, его глаза направлены на Тигра — глаза, красная карточка и одно слово:

— Вон!

Команда и большинство местных болельщиков выражают возмущение. Но Тигр не поднимает шума, просто добегает до ближайшего забора и перелезает через него. Тренер кричит, что вратарю придется играть в защите, оставив для атаки только полузащитника и форварда.

— Простите, шеф, — говорит Тигр, но тренер лишь пожимает плечами.

В Тигре закипает гнев, и он смотрит на тренера. У того на запястье хорошие часы, Тигр мог бы их снять; в карманах спортивного костюма — деньги, и они могли бы ему достаться. Но он помнит первую встречу с Домино, слова предостережения, и гнев проходит. «Мне очень жаль», — говорит он, не обращаясь ни к кому конкретно, затем встает за спинами запасных игроков и притворяется, что смотрит игру.

«Великий Лафайет»,— говорит Домино. Они распахнули двери и вошли в Фестивальный театр. На них никто не смотрел и ни о чем не спрашивал, когда они начали подниматься по лестнице. Двое из обслуживающего персонала сидели в кассе; за столиками буфета было людно. Но, пока они поднимались, никто им не встретился. Тигр тяжело дышал к концу второго пролета. Домино указал на стену и подвел его к ней. Фотографии в рамках, странички из театральной программы. Здесь Тигр должен был выполнить условие: узнать о Великом Лафайете.