Салман Рушди - Земля под ее ногами

В октябре 1975 года Кассационный суд США отменяет решение о депортации, а годом позже Ормус получает гражданство. Он снова чувствует под ногами нечто, похожее на земную твердь.

Празднования по этому поводу недолги, как вечеринка по случаю премьеры, которая прерывается при появлении какого-нибудь зануды, размахивающего «Таймс» с разгромной рецензией на спектакль. Как смех, замирающий на губах Макбета при появлении того, кого Юл Сингх однажды метко назвал Банкетным Привидением. Теперь сам Сингх становится явившимся на пир призраком. Находясь в явном смятении от победы Ормуса, он только тверже стоит на своем. Он встречается со Стэндишем и просто говорит: «Никаких сделок». Затем окапывается и начинает долгую войну, изматывая противника, в расчете взять Вину и Ормуса на измор. В конце концов, это их деньги заморожены. Его доступ к другим денежным средствам ничем не ограничен.

После того как становится ясно, что впереди их ожидают долгие годы судебной тяжбы, Стэндиш начинает обрабатывать дистрибьюторов «Колкис» — компанию «WEC», упирая на то, что из-за непреклонности Юла Сингха и его нежелания проявить благоразумие и сесть за стол переговоров вышла из игры группа номер один в мире, а это в первую очередь бьет по карману именно их, дистрибьюторов.

Ормус Кама — крепкий орешек, доказывает он. Если надо, он будет петь за гроши на улице, но не позволит превратить себя в раба. Кстати говоря, видели ли они обложку «Роллинг Стоун», там, где Ормус и Вина обнаженные и в цепях? И сколько это стоило?

К нему прислушиваются, но Юл Сингх — большой человек и надавить на него непросто. Пройдет еще пять лет, прежде чем закончится эта битва. К 1980 году Стэндиш уже потратит б о льшую часть своего состояния, и его поражение явно не за горами. К 1980-му он использовал все свои козыри.

Вот тут-то и открывается боковая дверца, а за ней обнаруживается проселочная дорога к успеху.

В разгар всей этой войны против «Колкис» Ормус устанавливает у себя в квартире печь и проводит дни, выпекая свой любимый хлеб — белый с хрустящей корочкой, зерновой черный, обсыпные булочки, — при этом никого не пуская в дом. Это его способ удалиться от мира. Повинуясь некоему побуждению, Стэндиш и Вина тоже решают спрятаться ото всех, они направляются в горы Пир-Панджал, в Дхарамсалу, место изгнания Тензина Гьяцо, четырнадцатого Далай-ламы, — по мнению Стэндиша, самого честного человека в мире. Вина звонит Ормусу, чтобы сообщить ему о предстоящем отъезде. Он говорит только о хлебе.

Индия никуда не делась. Индия неизменна. Индия — это третье, что связывает Вину и Стэндиша. Обстановка в Дели накалена. Город все еще возмущен вылазкой сикхских экстремистов; загнанные в угол, они укрылись в Золотом Храме Амритсара, ставшего их последним оплотом. (Это была так называемая террористическая банда Вагахвале, названная так по имени Мэна Сингха Вагахвале, лысого как яйцо маленького бородача, живущего лишь памятью о своей семье, погибшей в резне при разделении Индии, и теперь, как и другие маленькие бородачи в разных частях света, носящегося с мечтой о своем собственном микрогосударстве, маленькой крепости, где он мог бы укрыться от всех за высокими стенами, назвав это свободой.) Террористы уже мертвы, но гнев, вызванный кощунством, совершенным индийской армией по отношению к святая святых сикхизма, все еще витает в воздухе. Опасаются актов возмездия, а затем — ответных репрессий, и так без конца, по печально знакомой спирали. Это не та Индия, куда стремятся Вина и Стэндиш. Они торопятся к подножию Гималаев.

Индийцы — скажем так: живущие на равнинах индийцы — при виде снега ведут себя как дети, — он для них будто из иных миров. Крепостные стены гор, простейшие деревянные постройки, люди, которым, кажется, неведомы амбиции, присущие остальному миру, прозрачный воздух, чистый, подобно дисканту мальчика-хориста, холод и, главное, снег — все это заставляет самых искушенных городских жителей повернуться душой к тому, что обычно не представляет для них никакой ценности. Звуки колокольчиков, аромат шафрана, неспешность, созерцание, мир.

(В то время был еще и Кашмир. Мир Кашмира сейчас разрушен, возможно навсегда — нет, ничто не может быть навсегда, — но есть еще Дхарамсала.)

Вина снова обнаруживает, что в компании Малла Стэндиша она играет вторую скрипку, и, как ни странно, ничего не имеет против. Корни тибетского буддизма в учении индийских проповедников Махаяны [252] Махаяна (Великая Колесница) — одно из основных направлений буддизма, также называемое северным буддизмом. , различные школы и направления, влияние «желтошапочников» [253] Желтошапочники — так называли тибетских монахов (по цвету их головных уборов). , Четыре Благородные Истины [254] Четыре Благородные Истины — базовые идеи, с той или иной акцентуацией характерные для всех направлений буддизма: Истина о страдании, Истина о причине страдания, Истина о прекращении страдания, Истина о Пути. : по всем этим и другим вопросам Стэндиш — неиссякаемый источник информации. Вина всё впитывает. Много лет назад Стэндиш встречался с самим Далай-ламой, и тогда у него сформировалась особая связь с божеством Дордже Шугденом, который, говорят, беседовал с Гьяцо через вошедшего в транс монаха и открыл ему тайный маршрут, по которому тот скрылся от захвативших Тибет китайцев, проделав свой путь в Индию.

Дордже Шугден взирает на мир тремя красными глазами и выдыхает молнии. Но несмотря на его устрашающий вид, он — один из Защитников.

К сожалению, во время этой поездки аудиенция у Далай-ламы не предполагается, он за границей, но Стэндиш собирается исполнить ритуал поклонения Шугдену. Он тоже человек, ищущий свой путь.

Он спрашивает Вину, не хочет ли она принять участие в церемонии. «О'кей, — соглашается Вина. — Почему бы и нет, если уж я здесь». — «Тогда мы станем ваджра [255] Ваджра ( тиб . дордже) — в индуистской мифологии оружие громовержца Индры; несет в себе характеристику несокрушимости, но сохраняет и древнее значение символа магической власти над миром. -братом и ваджра -сестрой, — поясняет Стэндиш. — Ваджра неуничтожима, это как молния, алмаз. Это самая крепкая связь, не менее прочная, чем кровное родство».

Но при входе в стоящий у подножия горы храм Шугдена их ожидает Отто Уинг с плохой новостью. Обритый наголо, в каком-то балахоне, истово верующий каждой клеточкой своего тела, вернейший из верных (очки в темной оправе — единственное напоминание о резвившемся с Ифредис Уинг в Темпл-Харбор целую жизнь назад Отто), он, цедя слова сквозь осуждающе поджатые губы, сообщает Стэндишу, что Далай-лама порвал с Дордже Шугденом. Теперь его проповеди направлены против божества и полны осуждения поклоняющихся ему. Он говорит, что культ Шугдена отвлекает верующих от самого Будды; просить о помощи таких духов — значит отвернуться от Будды, а это позор. «Вы не должны здесь молиться, — наставляет Отто потрясенного Стэндиша. — Путь к Четырем Благородным Истинам больше не пролегает через это место».