Кристофер Харт - Спаси меня

— А-а, кстати, — в полусне мямлит она, — здесь живет привидение. Ребенок на лестнице.

Так-так, значит, мало того что Бет психопатка с большими проблемами, она еще и ясновидящая. Вот удружили, премного благодарен. И как мне теперь с ней быть?

Точно вам скажу, одного меня наверх теперь калачом не заманишь. Полюбовавшись на Бет немножко, я допиваю виски, встаю и иду проверить, закрыта ли дверь на лестницу. Выключаю свет и в полной темноте любуюсь пламенем, которое танцует и кружится в камине, как хорошенькая девчушка на вечеринке — она веселится, и ей донельзя приятно быть единственным источником тепла и света. Раздеваюсь в оранжевом зареве камина и заползаю под плед. Бет верно сделала: здесь действительно тепло и уютно. Она прижимается ко мне, воркует и бормочет что-то. Я обнимаю ее за плечи, склоняюсь и целую на ночь, а потом укладываюсь сам и убираю руку. Только что-то ей не лежится спокойно — прислоняется к моему боку и мурлычет:

— Руку.

Я снова обнимаю ее, и теперь она довольна.

Единственное, что меня беспокоит, — камин без решетки. Я даже подумываю, не загасить ли огонь. А потом решаю плюнуть на все — так хорошо с огнем. Сгорим так сгорим.

И вот я проваливаюсь в сон, и мне снится, как дом пылает, а на ступеньках, в адском зареве, сидит одинокий, всеми забытый ребенок-призрак и тихонько поет.

Во вторник солнце заходит за тучу и небо заволакивает облаками. Море переливается то голубым, то бирюзовым, то окрашивается в зеленый, а то кажется вообще серым. Бет, очарованная этим зрелищем, сидит, облокотившись на подоконник, и дает мне подробнейший отчет об игре света. Глядя на бирюзовую воду, она вдруг заявляет: «Вот бы платье такого цвета, как думаешь?»

Я подхожу, склоняюсь над ее плечом и созерцаю вид за окном.

— Тебе, что ли?

— Мне, кому же еще. Мне, мне и еще раз мне!

Я изучаю цвет ее глаз и снова смотрю на море, как бы сверяясь.

— Да, пожалуй. Девушка с безумными зелеными глазами. «Я сошью тебе платье, платье всех цветов моря, бирюзового цвета очей».

— Это откуда?

Пожимаю плечами.

— Не знаю, сам придумал. Наверное, Йейтса [30] Уильям Батлер Йейтс (Йитс) (1865—1939) — ирландский поэт и драматург. слишком много читал в студенческие годы.

— Иногда не могу отделаться от впечатления, что ты гомик.

— Спасибо. Знаешь, а мне порой кажется, что ты очень хорошая. Когда забываю на время про твой злобный нрав и колкий язычок.

— Прости, — отвечает Бет, а сама витает где-то далеко. Отворачивается к окну и выдает еще одну из своих премудростей: — Как тебе кажется, если бы мы поселились здесь, то забыли бы о Лондоне?

Я смеюсь.

— Вполне возможно. — И добавляю, чуть подумав: — Во всяком случае, уж Лондон точно бы о нас не вспомнил.

Бет молчит, а потом вдруг выдает:

— И пусть.

Дождя нет, но в окна бьет сильный ветер, море вспучивается тугими валами и швыряет на берег белые клочья пены. Мы с Бет теснимся на узком подоконнике. Уже и колени затекли, а мы все глядим на бушующую стихию, подперев головы руками. Забавно представить себя детьми, которые сбежали из дома и теперь беспризорничают, прячась от взрослых, которые ходят по берегу с зажженными факелами и злыми черными псами, разыскивая беглецов. Только зря. Здесь они нас точно не найдут.

Из-за мыса показался красный катерок, а минуту спустя за ним вышел синий с белой кабиной.

— Наверное, шторм начнется, — заявляю я со знанием дела. (Впрочем, время покажет, что я заблуждался.) — Вот бы радио найти. Сейчас будет прогноз погоды для моряков. Обожаю его слушать.

— Всегда приятно сидеть под теплой крышей, — рассуждает Бет, — когда на улице льет как из ведра, сила ветра возрастает с семи до восьми баллов, а местами порывами до девяти, а море штормит. Где-то обещают ураган — в Ланди, Фастнете, Роколле, Финистерре… Хотя мне кажется, на прогнозы погоды особенно полагаться нельзя.

— Знаешь, иногда и я начинаю сомневаться в твоей сексуальной ориентации.

Через пару минут мы настраиваемся на прогноз погоды. Ветер не сильный, сообщают по радио, но видимость снижается, «с тенденцией на ухудшение», и, по всем признакам, с северо-востока надо ждать грозу. За окнами сгущается тьма, и рыбаки швартуются при свете мощных, установленных на крышах катеров дуговых ламп. Пожалуй, сбегаю вниз, узнаю — не продаст ли кто-нибудь лобстера.

— Думаешь, у тебя получится его приготовить?

— Да что там хитрого. Варить, пока глаза не вывалятся. Рыбаки, наверное, знают.

— Подожди, я с тобой.

На улице холодно, дует пронизывающий ветер — как и обещали, с северо-востока, — а пальто мы не захватили. Пока добрались до рыбаков, ежась и стуча зубами, начихались и продрогли. На стене волнолома стоит мореход в оранжевых промасленных брюках и спокойно занимается своим делом, не обращая на чужаков никакого внимания.

— Можно тут где-нибудь лобстера купить?

Рыбак не реагирует — невозмутимо распутывает моток троса. И так проворно у него выходит: ладони мозолистые, потрескавшиеся, как старые прищепки, которые хозяйка давным-давно забыла на веревке.

— Какой уж… В такую-то погоду? Не-е.

— Жаль. А что, лобстеры ушли?

— Волна-то донная идет, да еще с северо-востока. Пусто — ушли в теплую воду.

— Надо же, я и понятия не имел…

— В город вам надо. Может, там продадут что-нибудь. Или в Ньюлин поезжайте, на рыбный развал.

— Понял, спасибо.

Стоим на холоде, зубы стучат, глаза слезятся, и Бет, запинаясь, говорит:

— Нам так и так надо в город ехать.

— Да? И что мы там забыли?

— Одежды купить, глупенький.

Рыбак глядит на нас искоса и бормочет с усмешкой:

— То-то верно. Денек-то, чай, не теплый… Да-да, погодка нынче выдалась — ой-ей-ей.

По пути едва не окоченели — благо печка работала на полную.

Машину оставляем на обочине, Бет берет меня за руку и ведет через дорогу к магазинчику с надписью «Подержанные вещи».

— Шутишь?

— Нисколечко, — отвечает она. — Раз уж мы тут собираемся провести целую неделю, хорошо хотя бы вернуться без обморожений.

— Согласен. Просто меня местечко смущает. Я, конечно, люблю дешевые распродажи, но в Лондоне. А здесь наверняка только териленовые [31] Терилен — фирменное название синтетического волокна концерна «ИКИ». слаксы и нейлоновые рубашки продаются.

— Лучше в териленовых слаксах, чем без порток, как говаривала моя бабуля.

— Правда?

— Когда-нибудь слышал такое слово «доверчивая мямля»? — смеется Бет. Вернее даже сказать, хохочет мне прямо в лицо. — Тупеешь, дорогой мой.

— Ага, тупею.

Перемерили, наверное, с полмагазина. Мы оба крутимся перед зеркалом, примеряя наряды, и Бет делает озвучку, точно на показе мод: