Мюриэл Спарк - Пособники и подстрекатели

– Да, конечно, – кивнула Мария, – конечно, я ее помню. Вы выпьете чашечку кофе, правда? Я как раз собиралась его сварить. Пойдемте на кухню.

Там она сообщила Хильдегард, что через неделю освобождается двухкомнатная квартира на пятом этаже. Жилец сейчас на работе, но он не будет возражать, если она покажет ее.

– Вы предполагаете надолго остаться в Лондоне?

– Мне надо закончить научную работу. Я, видите ли, психиатр.

– Как интересно! – Это была обычная реакция на подобное признание.

Марию обрадовало, что в доме появится психиатр, с которым можно будет поговорить, посоветоваться, не предпринимая никаких решительных шагов, чтобы получить помощь на стороне. У Марии никаких особых проблем со здоровьем не было, но она считала, что все-таки подлечиться не помешает. Самая же главная ее проблема заключалась в том, что она скучала.

Но теперь этому придет конец. Марии, у которой действительно был обширный круг друзей, за многие годы не встретился никто, похожий на доктора Вольф. Хильдегард Вольф – так значилось в ее паспорте и свидетельстве о рождении. Она не поменяла фамилию, скрывшись в Лондоне. Так что, если ее найдут, не возникнет подозрения, что она скрывается. К тому же было гораздо проще общаться с людьми, пользуясь фамилией, к которой она привыкла. Итак, для очарованной ею хозяйки дома она была доктор Вольф («Называйте меня просто Хильдегард»).

Во время их беседы на кухне Мария была уже почти уверена, что помнит мифическую Фэй Синглтон, так похожа была она на девушек ее времени.

– И конечно, – храбро спросила Хильдегард, когда близился полдень, – вы знали Лукана? Фэй говорила мне об этом. Должно быть, вы были в шоке, когда услышали, что человек, который считался вашим другом, разыскивается по обвинению в убийстве?

К этому времени они уже сидели в гостиной, держа бокалы с вином.

– Сначала мы как бы не могли в это поверить. Конечно, меня тогда здесь не было. Мы с моим бывшим, теперь уже покойным мужем и верили, и в то же самое время не верили. Теперь, когда мы знаем больше… И ведь многое изменилось: Лаки Лукан так и не объявился, а это не соответствовало принятым в нашем кругу моральным и этическим нормам. Мы все относились к этому по-другому. Или почти все, кто знал его в прежние времена. Большинство моих друзей теперь очень плохого мнения о нем. Он мог бы по крайней мере явиться в суд. И мы очень жалеем сына бедной Сандры Риветт, трагически лишившегося матери, даже не зная, что она его мать, – бедная девушка считалась его сестрой. Знаете, Лаки Лукан был, конечно, большим занудой. Я была слишком молода и не замечала этого, ну вы понимаете, что я имею в виду. Он выделялся среди молодых людей своей внешностью. Я знаю одного человека, который учился с ним в Итоне. Он сидел рядом с ним на клиросе. Боже мой, каким занудой он считал Лукана! Так же думали и в гвардейском полку, где он служил.

– Он жив? – спросила Хильдегард.

– Думаю, да. Я лично так считаю. Но так считают очень немногие. Кстати, моя дочь Лейси пытается найти его. Она собирается написать книгу. Сейчас она в Париже вместе со старым другом Лукана, Джо Марри. Он зоолог – вы, по всей вероятности, о нем слышали. Они вместе его там разыскивают. – Она достала фотографию и протянула Хильдегард. – Это Лейси.

– Какая симпатичная, – ничуть не покривив душой, сказала Хильдегард.

– И умница к тому же, – улыбнулась Мария.

Мастерская Жан-Пьера постепенно становилась местом паломничества брошенных Хильдегард пациентов.

Через два дня после разговора по телефону у стеклянной двери мастерской, заслоняя свет, появился доктор Херц, худощавый человек сорока с лишним лет, среднего роста, в очках с тонированными стеклами. Он нажал звонок, и Жан-Пьер открыл дверь.

– Моя фамилия Херц.

– Заходите.

– Вы узнали что-нибудь о Хильдегард?

– А если и узнал, то что?

– Я хочу знать. Я должен знать, что с ней случилось. Мне сегодня назначен прием.

– У нее в кабинете?

– Конечно.

– Значит, вы ее пациент, только и всего.

– Можно сказать, пациент, а можно – и коллега. Она со мной многим делилась. Мы оба говорим по-немецки.

В этот момент Жан-Пьер был готов пырнуть его ножом, хотя вообще-то к таким вещам он не был склонен.

– Что вы знаете о юности Хильдегард? – спросил он.

– Все самое главное. Я знаю, что она выдавала себя за стигматика. Это приводит меня в восхищение. Я не виню ее в том, что она творчески подошла к использованию крови. Что еще должна обладающая воображением женщина делать со своей менструальной кровью? Я психолог и понимаю, что все дело в этом Лукане, у которого руки в крови. Это гораздо серьезнее, чем было у Хильдегард. Его средства иссякают, а друзья почти все умерли. И вот он узнает о том, чем занималась Хильдегард, и грозит выдать ее полиции за старое преступление.

– А как насчет его преступления?

– Лукан неуловим. Вам известно, что Хильдегард так и не узнала его адреса в Париже? И наконец, он может оказаться не Луканом, а тем другим человеком, Уокером. Они, мой друг, пользовались таким фокусом вплоть до последних двух лет. Теперь, когда появился метод идентификации по ДНК, Лукану стало гораздо труднее, и он еще более осторожен.

– Что вам необходимо от Хильдегард?

– Мне нужно ее утешение. Все три последних месяца я плачу по своей покойной жене.

– Мне тоже нужно ее утешение.

– Но я хочу жениться на ней, а вы – нет.

– Почему вы так решили?

– Потому что вы до сих пор этого не сделали.

– Мы вместе уже больше пяти лет. Она не хочет выходить замуж.

– Если бы я знал, где она, отправился бы туда и нашел ее. Хильдегард, возможно, выйдет за меня. У нас одинаковые профессии.

Херц оглядел мастерскую. На рабочем месте Жан-Пьера стояла модель миланского готического собора, выполненная в дереве, с обилием инкрустаций из слоновой кости. Это была изящная и очень сложная вещица. Жан-Пьер занимался ее реставрацией. Поблизости лежали крохотные пинцеты и пластиночки слоновой кости. Жан-Пьер понял взгляд Херца: «Ее не может полностью удовлетворить спутник жизни – простой ремесленник. А я ей ровня, человек ее профессии».

– Но она не стала искать убежища у вас!

– Да, однако и вас она оставила, – сказал Херц. – Я надеялся, вы знаете, куда она отправилась.

– Почему бы вам не поискать ее в Нюрнберге, как вы ранее говорили? На ее родине?

– Я попробую. Уверен, она думает обо мне.

– Зато я в этом совсем не уверен.

Хильдегард не думала о докторе Херце. Со времени бегства из Парижа она не вспомнила о нем ни разу.

Теперь она размышляла только о своем плане: как стать охотником, а не добычей. После успешного проникновения в дом Марии она ясно представляла, как много ей даст объединение усилий с Лейси и Джо Марри.