Грация Верасани - Оглянись назад, детка!

3 мая 85.

Чинечитта. Студия 5. Они ищут статистов для фильма Челентано. Перед тем как выйти из дома, придаю себе вид Джоан Коллинз и говорю Джулио: «Ухожу и вернусь с долларами!» Прихожу на прослушивание с расплывшимся макияжем (сегодня шел сильный дождь), рот напоминает разрезанный на пицце помидор. Сажусь на сцене на стул, закрываю лицо руками и думаю о матери…

11 июня '85.

Господи, как я ненавижу актеров с их поставленными голосами! Если бы ты видел меня, Аль-до… Ты помнишь, как мы играли в шары на пляже в Лидо ди Савио и всегда выигрывала я? Ну а теперь я чувствую себя беззащитной до отвращения и от этого у меня кризис Вот уже две ночи подряд Джулио вызывает врача, который приходит и делает мне укол. Всякий раз, когда я закрываюсь в ванной комнате, Дж. боится, что я выкину какую-нибудь глупость…

12 сентября '85.

Познакомилась на пробах с А. Уже неделю как мы встречаемся, и Джулио пока не подозревает. Эта история не перерастет в постоянную связь, я это знаю. Во всем этом чувствуется какая-то дикая гонка, желание растратить себя и уйти, не оплатив счета. Я читала твой чудеснейший рассказ «Сосновый лес ангелов».

3 октября '85.

Пробы в Театре Арджентина. На роль больше двухсот претендентов. Мне хотелось крикнуть: «Девушки, мы все в дерьме!» — однако все предпочитали с наглым видом притворяться, что все хорошо, и приукрашивали свою сценическую биографию. Среди нас была одна девица, которая заявила, что пробы перенесены, а сама пришла и стояла в очереди за мной. Какая сволочь… Ты спрашиваешь меня об А., но я не могу говорить об этом Прошу тебя, ни слова об этом Джорджии, она неравнодушна к Джулио и думает, что я живу здесь на широкую ногу с единственной страстью к театру. Если бы она знала, как я начинаю его ненавидеть, этот театр. «Последнее танго в Париже» — любимый фильм А., так что я уже знаю наизусть все реплики оттуда…

10 ноября '85.

Пробы у режиссера Маурицио Скапарро. Триста человек, из которых двести тридцать — женщины, а актерский состав для фильма «Покойный Маттиа Паскаль» уже давно набран. Просто издевательство, обман, чтобы получить инвестиции от государства!

Выхожу из дома А. и иду пешком, смотрю на кишащий крысами Тибр и брожу взад и вперед по Мосту Систо, и передо мной холмы Джаниколо и заход солнца. Потом зашла в церковь Санта Мария дела Скала и помолилась о своей артистической карьере. Ах, лишь за одну реплику из сценария я бы станцевала голой на улице Кондотти…

23 ноября '85.

Я купила в аптеке тест на беременность. Нужно быть совершенно бесчувственным, чтобы еще рожать кого-то. А. встречается и с другими, я в этом уверена. Мы трахаемся, пьем, нюхаем кокаин…

У меня слипались от усталости глаза; я открыла бутылку виски «Фор Роузис» и новую пачку «Кэмел».

4 декабря '85.

Сегодня идет дождь. Тибр разлился и скрыл Тибрский остров. Большие города пугают меня. Рим — такой большой, такой перенасыщенный. Я смотрю на драматические произведения, которые покоятся на полках книжного магазина: было бы достаточно одной спички, чтобы сжечь все страницы, которые я так и не произнесла. Во мне живет совершенный театр, который я оберегаю. Можно быть паяцами внутри себя? Знаешь, даже здесь, как, впрочем, и везде, меня называют чудачкой.

21 декабря '85.

Завтракаю в баре «Мальва» и читаю газету; одно желание — умереть. Ты пишешь, что моя сестра сердится, потому что я не пишу ей. Дело в том, что мне пришлось бы лгать, а я так не могу. Присматривай за ней, хотя она в этом и не нуждается, и пришли мне почитать еще рассказы. Кто знает, когда-нибудь ты будешь писать для меня…

Вчера вечером пила аперитив в ресторане «Хэмингуэй» (там был Руперт Эверетт), потом в баре «дела Паче», в «Ле Корнаккье» и, наконец, ужинала в ресторане «Ле Фонтанелле». Я сказала Джулио, что ночевала у подруги, а сама провела ночь с А., слушая в темноте группу «Lounge Lizards».

Когда меня спрашивают, кто моя любимая актриса, отвечаю: Пьера Дейли Эспости в фильме «Молли, дорогая», хотя ты прав, и Гленда.

Джексон в фильме «Служанки» тоже хороша Большое тебе спасибо за денежный перевод, вчера я его получила Я осталась совершенно без денег и продала два кольца, браслет и золотую цепочку Джорджии.

2 января '86.

Невероятно, но здесь тоже идет снег… Ужасно возвращаться домой к Дж., после того как занималась любовью с А. Я подумала, что мою любовь к Дж. можно сравнить с кухонным фартуком, а к А. — с декольтированным вечерним платьем Когда он выпьет, становится жестоким. Думаю, некоторое время звонить домой не буду. На днях отец сказал, что с моим характером я никогда не сделаю карьеры…

Я встала и побежала по коридору, открыла туалет, склонилась над унитазом и выплеснула из себя все съеденные протертые овощи.

Переписав некоторые фразы из писем в блок нот, я теперь перечитывала их, стоя на светофорах. Последний год жизни моей сестры предстал целиком на этих разбросанных листках.

У меня было такое чувство, как будто я смотрю на мир через стекло, пытаюсь разбить его ногами, чтобы выйти наружу, но оно толстое и небьющееся. Уже много лет я не чувствовала себя так.

Мне надо было работать, завершить отложенные дела, зарабатывать на хлеб, а мои мысли занимали совсем другие вещи. Я неспешно ехала по улицам, и в голове у меня всплывали некоторые фразы Ады: когда он выпьет, становится жестоким…

Вернувшись в агентство, я уселась за письменный стол, закурила и стала просматривать свои записи. Альфио Толомелли, Альвизе Лумини. Машинально обвела красным карандашом начальные буквы двух имен.

Дверь резко распахнулась и черно-белые эстампы с изображением видов Болоньи, висев шие на стене, подпрыгнули. У моего отца тяжелые шаги. (Моя мать называла его Кантини. Я не помню, чтобы она звала его по имени.)

— Что у тебя с глазом? — спросил он.

— Понятия не имею, может, мошка какая залетела.

Он раскрыл газету, которую держал под мышкой.

— Правые победили и в Голландии.

— Тебе это неприятно, папа? — спросила я, не отрываясь от записей.

Он посмотрел на включенный компьютер:

— Неужели так необходим этот ящик?

— Ты отстал от мира.

Вошел Лучио и, как всегда, испытывая смущение и неловкость при виде моего отца, поздоровался с ним Мой отец, Фульвио Кантини, положил ему на плечо руку и помахал газетой.

— Любезный Спазимо, левые кончились в семидесятые годы, когда убили Моро. Стоило бы сказать это всем типам, которые водят хороводы!

Спазимо покорно кивнул головой.

Я стиснула зубами колпачок шариковой ручки: мой отец все еще не потерял способности заставить меня понервничать, как не выучившую урок школьницу.