Джон Ирвинг - Мир от Гарпа

Место в круговой башне в тот первый день над Руаном занимал парень по фамилии Фаулер, который был еще меньше Гарпа. До войны Фаулер был жокеем. Он стрелял лучше Гарпа, но Гарп тем не менее метил на его место. Он был сиротой и, судя по всему, любил одиночество. Да и локти партнера были малоприятным соседством. Конечно, как и многие, он мечтал о пятидесятом боевом вылете, после которого маячил перевод во Второй воздушный полк — учебное подразделение для подготовки экипажей бомбардировщиков, откуда он мог бы спокойно уйти в отставку в качестве инструктора по стрельбе. До гибели Фаулера Гарп завидовал ему: у бывшего жокея был индивидуальный закуток, где никого, кроме тебя, нет. „Вонь в этом закутке страшная, особенно если много пердишь“, — говорил Фаулер. Он был законченный циник, пользовавшийся дурной репутацией у медсестер полевого госпиталя.

Фаулер погиб во время аварийной посадки на грунтовую дорогу. Выпущенные шасси угодили в рытвину, их срезало, как серпом: лишившись посадочного устройства, бомбардировщик проехался на брюхе, раздавив круговую башню с такой же легкостью, как падающее дерево виноградину. Фаулер, по его словам, доверявший машинам больше, чем лошадям и людям, был в то мгновение в башне, и самолет сел прямо на него. Фюзеляжные стрелки, в их числе сержант Гарп, видели, как из-под скользящего бомбардировщика летели кровавые ошметки. Ближе всех к месту посадки оказался начальник отделения личного состава эскадрильи, он имел удовольствие наблюдать все это, как в замедленной киносъемке, и его вырвало прямо в джипе. Командиру эскадрильи не пришлось дожидаться официального заключения о гибели Фаулера, чтобы заменить его самым маленьким после него стрелком: коротышка Гарп давно мечтал о круговой башне. И в сентябре 1942 года его мечта сбылась.

„Мою мать всегда интересовали подробности о поступивших к ней больных“, — писал Гарп.

Когда в больницу привозили раненого, Дженни Филдз первая узнавала от врача, как и куда он ранен, и заносила его в соответствующую графу. Чтобы лучше запомнить фамилию и диагноз, она придумывала рифмованные подсказки: рядовой Джон — в голове звон, мичман Чик — от ноги пшик, капрал Гленн — оторванный член, капитан Макслен — кожи нет совсем. Но сержант Гарп поставил ее в тупик. Во время своего тридцать пятого вылета, над Францией, маленький башенный стрелок вдруг перестал стрелять. Пилот обратил внимание на отсутствие пулеметного огня из круговой башни и решил, что Гарп ранен. Сам он не ощутил удара в подбрюшье самолета и надеялся, что Гарп ранен не сильно. Как только самолет приземлился, Гарпа спешно перенесли в коляску специального мотоцикла, так как машины „скорой помощи“ поблизости не оказалось. И маленький техник-сержант, ко всеобщему изумлению, занялся своим членом. Коляска на случай непогоды была снабжена брезентовым колпаком, и пилот поспешил накрыть им Гарпа. В колпаке было окошко, через которое летчики, механики и врач видели раненого сержанта. Его член казался чрезмерно большим для такого маленького человечка, а обращался он с ним неумело, как ребенок, — во всяком случае, хуже обезьяны в зоопарке. При этом Гарп, ну совсем как вышеупомянутая обезьяна, то и дело поглядывал из своей клетки на лица наблюдавших за ним людей.

— Гарп, — неуверенно позвал его пилот. Лоб Гарпа был весь в запекшейся крови, но никаких повреждений на первый взгляд не было.

— Гарп! — закричал пилот. В металлической сфере, в том месте, где раньше был пулемет, теперь зияла дыра; зенитный снаряд, как видно, угодил в корпус пулемета; руки у Гарпа при этом не повредило, но делали они свое дело сейчас плоховато.

— Гарп! — еще раз крикнул пилот.

— Гарп, — повторил техник-сержант. Он передразнил пилота, как попутай или говорящий скворец. — Гарп, — еще раз произнес он, словно только что выучил это слово. Пилот кивнул ему в знак одобрения, и Гарп улыбнулся. — Гарп! — опять воскликнул он, как будто приветствовал окружающих. Вместо „Хелло!“ — „Гарп!“.

— Боже мой, Гарп, — сказал пилот. В иллюминаторе круговой башни были отчетливо видны дыры и трещины. Врач открыл окошко на брезентовом колпаке и заглянул внутрь. С глазами Гарпа творилось что-то неладное: они вращались в разные стороны, каждый сам по себе. Наверное, Гарпу казалось, что мир то наплывает на него, то удаляется; если, конечно, он вообще что-то видел, подумал врач. Ни врач, ни пилот не знали, что несколько острых, тонких осколков зенитного снаряда повредили один из нервов в мозгу у Гарпа; этот нерв передает двигательный импульс мышцам глазного яблока. Но и остальная часть его мозга получила множество порезов, как бывает при очень небрежной операции на мозге.

„Операция“ на мозге сержанта Гарпа была проведена из рук вон плохо, и ужаснувшийся врач даже не попытался стащить пропитанный кровью шлем, приклеившийся к голове и съехавший на лоб до того места, где прямо на глазах вырастала упругая блестящая шишка. Бросились искать мотоциклиста, возившего врача, но его где-то выворачивало наизнанку, и врач решил, что посадит в коляску с Гарпом кого-нибудь еще, а мотоцикл поведет сам.

— Гарп? — обратился к нему Гарп, повторяя единственное, только что обретенное слово.

— Гарп, — подтвердил врач. Гарп с довольным видом продолжал обеими руками обслуживать свой впечатляющий член, пока наконец успешно не завершил столь важное дело.

— Гарп! — выкрикнул он. В его голосе одновременно звучали радость и удивление. Он вращал глазами, как бы пытаясь уговорить ускользающий от него мир в конце концов остановиться. Казалось, он не совсем понимал, удастся ли это ему.

— Гарп? — произнес он неуверенно.

Пилот похлопал его по руке и кивнул стоявшим рядом членам экипажа и наземной бригаде, как бы говоря: „Ребята, давайте поддержим сержанта, успокоим его“. И все окружающие, почтительно наблюдавшие только что состоявшийся процесс семяизвержения, оправившись от шока, хором произнесли: „Гарп! Гарп! Гарп!“ Этот хор должен был удовлетворить даже самого привередливого.

Гарп счастливо кивнул головой, но врач взял его за руку и горячо зашептал:

— Ни в коем случае не двигай головой! О'кей, Гарп? Пожалуйста, не двигай головой.

Глаза Гарпа прокатились мимо пилота и врача, терпеливо дожидавшихся их возвращения.

— Тихо, Гарп, — прошептал пилот, — сиди тихо, о'кей?

Лицо Гарпа излучало безмятежное спокойствие. Продолжая сжимать обеими руками опадающий член, маленький сержант сидел с видом человека, совершившего все, что от него в эту минуту требовалось.

В Англии сержанту Гарпу ничем помочь не могли. Но ему посчастливилось вернуться в свой родной Бостон задолго до окончания войны. Помог ему в этом сенатор. В одной из бостонских газет появилась статья, обвинявшая Военно-Морские Силы в том, что на родину отправляют не всех раненых, а только сынков влиятельных семей. Чтобы опровергнуть столь возмутительную клевету, один американский сенатор заявил: „Если появляется возможность отправить домой тяжелораненых, шансы у всех равны, будь ты хоть сирота“. В армии поднялся переполох, стали искать раненого сироту, чтобы сенатора не упрекнули в дезинформации. К счастью, сирота быстро нашелся.