Артур Хейли - Окончательный диагноз

– Если нет сыворотки, выпишите ее для нужд лаборатории. Чего-чего, а сыворотки Кумбса у нас хватает. Дайте мне бланк заказа, – обернулся он к Баннистеру. – Думаю, я имею право подписать его. Собственно говоря, это входит в мои непосредственные обязанности – я буду отвечать за работу лаборатории.

Поколебавшись, старший лаборант нехотя открыл ящик стола и, достав нужный бланк, протянул его Коулмену.

– Вообще-то доктор Пирсон сам делает все заказы, – недовольно проворчал он.

– Думаю, что моя работа в отделении будет связана с несколько большей ответственностью, чем счет на пятнадцать долларов, – не без иронии заметил Коулмен, начинавший понимать обстановку.

Телефонный звонок выручил Баннистера.

– Меня вызывают в клиническое отделение, – ворчливо сказал он, кладя трубку.

– Я вас не задерживаю, – холодно ответил Коулмен. Все, что произошло, возмутило его гораздо больше, чем он мог предполагать. Неправильная методика исследования – вопрос настолько серьезный, что его нельзя недооценивать. Навести здесь порядок будет не так просто, если такие, как Баннистер, станут мешать этому. Должно быть, патологоанатомическое отделение находится в еще более запущенном состоянии, чем он думал.

Коулмен снова, теперь уже внимательно, осмотрел помещение лаборатории. Горы использованной лабораторной посуды, кипы ненужных, пожелтевших от времени бумаг, на столах и стенах – слой пыли, кое-где даже плесень. Коулмен медленно обошел лабораторию, заглядывая во все углы.

Александер с беспокойством наблюдал за ним.

– Неужели лаборатория всегда в таком состоянии? – наконец не выдержал Коулмен.

– Да, здесь грязно, – согласился Александер, испытывая жгучее чувство стыда от того, что Коулмен увидел, как неприглядна лаборатория. Однако он счел излишним оправдываться и рассказывать новому доктору о том, как все его попытки навести хотя бы минимальный порядок были решительно отвергнуты старшим лаборантом. Баннистер категорически запретил к чему-либо прикасаться.

– Грязно? Я бы выразился определенней. – Коулмен провел пальцем по полке – на пальце остался толстый слой пыли. “Все здесь необходимо срочно менять, – подумал он. – Или пока еще повременить?” Коулмен знал, как необходимы такт и осторожность в отношениях с новыми сослуживцами. Опыт и благоразумие подсказывали ему, что торопиться не следует. И тем не менее он понимал, как трудно ему будет сдерживать свой нетерпеливый характер, видя эту грязь и запустение.

Александер тем временем пристально разглядывал доктора Коулмена. Как только тот вошел в лабораторию, Джону показалось, что он где-то его уже видел.

– Извините, доктор Коулмен, – решился наконец Александер, – но мне кажется, мы с вами встречались.

– Возможно, – подчеркнуто безразлично ответил Коулмен. Он вовсе не хотел, чтобы его поддержка Апександера в споре с Баннистером стала поводом к фамильярности в их отношениях. Но тут же понял, что был не слишком вежлив. – Я стажировался в Белвью, затем работал в клинике Уолтера Рида и Главной больнице штата Массачусетс.

– Нет, не там. Видимо, я встречал вас раньше. Скажите, вы бывали в Нью-Ричмонде, штат Индиана?

– Да! – воскликнул Коулмен, не скрывая удивления. – Я родился там.

– О, теперь я вспомнил. Мне знакомо ваше имя… Доктор Байрон Коулмен – ваш отец?

– Вы его знаете? – Уже много лет никто не вспоминал имени его отца.

– Я сам из Нью-Ричмонда, и моя жена тоже.

– Вот как! Мы встречались с вами? – заинтересовался Коулмен.

– Не думаю. Хотя я помню, что видел вас несколько раз. – Джон Александер стоял в социальном отношении на несколько ступенек ниже доктора Коулмена. – Мой отец был фермером, мы жили за городом. Но вы, вероятно, знаете мою жену, Элизабет Джонсон. У ее отца был магазин скобяных товаров. Коулмен задумался, что-то припоминая.

– Не было ли это связано с каким-то несчастным случаем? – наконец спросил он.

– Совершенно верно, – подтвердил Александер. – Отец Элизабет погиб, когда поезд разбил его машину на железнодорожном переезде. Элизабет тоже была с ним.

– Да, теперь я вспоминаю, что слышал об этом. – Воспоминания перенесли Коулмена на много лет назад, в кабинет отца, доктора Байрона Коулмена. – Правда, меня тогда не было в Нью-Ричмонде, но мне рассказывал отец.

– Элизабет была при смерти, но ей вовремя сделали переливание крови. Вот тогда я впервые побывал в больнице. Я почти безвыходно жил там в течение недели. – Александер умолк, раздумывая, а затем, словно обрадовавшись пришедшей ему в голову мысли, посмотрел на Коулмена. – Если у вас выдастся свободный вечер, мы с женой будем рады видеть вас у себя, доктор Коулмен. – И Александер снова умолк, словно поняв, что, хотя они оба из Нью-Ричмонда, между ними по-прежнему водораздел – сын фермера и сын врача.

Коулмен тоже понимал это. Но в нем говорил не столько снобизм, сколько осторожность. Всякое сближение с подчиненными вредило служебной дисциплине. Вслух же он сказал:

– Боюсь, что в ближайшее время я буду очень занят. – Коулмен почувствовал, как фальшиво и неубедительно прозвучали его слова. “Да, друг мой, – сказал он себе, – ты мало в чем изменился”.

Порой Гарри Томаселли ловил себя на мысли, что был бы счастлив видеть старшую диетсестру миссис Строуган как можно реже. Но хорошая диетсестра – находка для больницы. А миссис Строуган была прекрасной диетсестрой, Томаселли это хорошо знал. Только почему Хилда Строуган никак не может воспринимать больницу Трех Графств как нечто единое? После каждой беседы с ней, а их было немало, Томаселли все больше убеждался, что для старшей диетсестры центром больницы являются кухня и все связанные с ней службы, а все остальное второстепенно. Будучи человеком справедливым, Томаселли понимал, что это объясняется чрезмерно серьезным отношением Строуган к своим обязанностям. Подобный недостаток следует прощать. Томаселли предпочитал иметь дело с такими беспокойными работниками, как старшая диетсестра, чем с людьми нерадивыми и равнодушными.

Вот и сейчас в кабинете Томаселли старшая диетсестра, заполнив собой все кресло, снова повела решительную атаку на администратора.

– Понимаете ли вы, как это важно, мистер Т.? – С теми, кого она давно знала, миссис Строуган имела обыкновение разговаривать без излишних формальностей и называла их просто по первой букве фамилии. Даже собственного мужа она называла “мистер С.”.

– Думаю, что да, – согласился Томаселли.

– Посудомоечные аппараты вышли из строя еще лет пять назад. Я твержу вам об этом с тех пор, как работаю здесь. Вы мне обещаете, что в будущем году все изменится. Но история повторяется. Так дело не пойдет, мистер Т. Я вас спрашиваю: где наконец мои новые посудомоечные аппараты?