Лиза Си - Девушки из Шанхая

З. Ч. подходит к мольберту. Во время позирования мы не должны говорить или двигаться, и он развлекает нас, включая патефон и рассказывая нам о том о сем.

— Перл, как ты думаешь, мы занимаемся этим ради заработка или для развлечения? — Моего ответа ему не требуется. — Уничтожит это нашу репутацию или, наоборот, прославит нас?

Я отвечаю, что дело здесь в другом. Шанхай — центр красоты и прогресса. Обеспеченный китаец может позволить себе купить то, что рекламируют наши календари. Те, у кого денег меньше, могут надеяться, что когда-нибудь приобретут эти вещи. Что же до бедняков, им остается только мечтать о подобном.

— Лу Синь так не считает, — говорит Мэй.

Я раздраженно вздыхаю. Все почитают великого писателя Лу Синя, скончавшегося в прошлом году, но это не значит, что Мэй следует рассуждать о нем, пока мы позируем. Я молчу, сохраняя требуемую позу.

— Он хотел, чтобы Китай стал современной страной, — продолжает Мэй. — Он хотел, чтобы мы избавились от ло фань и их влияния. Он порицал красоток.

— Да знаю я, — успокаивающе говорит З. Ч. Я же удивляюсь познаниям сестры. Она не из тех, кто много читает. Наверное, она старается произвести впечатление на З. Ч., и это ей удается.

— Я был при том, как он произносил эту речь. Ты бы посмеялась, Мэй. И ты, Перл. У него был календарь с вашими портретами.

— Какой именно? — нарушаю я молчание.

— Его рисовал не я. Там изображены вы, танцующие танго. Мэй прогибалась назад, а ты поддерживала ее. Весьма…

— О, я помню этот календарь! Мама страшно расстроилась, когда его увидела. Помнишь, Перл?

Я прекрасно помню, о чем идет речь. Маме дали этот плакат в магазине на Нанкин-роуд, где она обычно покупает салфетки для ежемесячных визитов красной сестрички. Она плакала, бранила нас и кричала, что мы выглядим и ведем себя как белые русские танцорки и порочим доброе имя семьи Цинь. Мы пытались объяснить ей, что календари с красотками призваны прославлять традиционные ценности и почитание родителей. Во время китайских и западных новогодних праздников такие календари раздают на специальных акциях, чтобы поощрить покупателей, или дарят постоянным клиентам. Из обеспеченных домов они переходят к уличным торговцам, которые за несколько монет продают их беднякам. Мы убеждали маму, что календарь — это важнейшая вещь в жизни каждого китайца, хотя сами в это не верили. И богачи и бедняки живут, сверяясь с положением солнца, луны и звезд, а в Шанхае еще и с приливами и отливами Хуанпу. Они не заключают сделок, не назначают свадебных дат и не сеют, не удостоверившись предварительно в благоприятности фэн-шуй. Все эти сведения можно найти в большинстве таких календарей с красотками, они служат своеобразными альманахами, где собраны сведения обо всем хорошем или дурном, что несет с собой наступающий год. Вместе с тем это недорогой способ украсить даже самый бедный дом.

— Мы приносим красоту в людскую жизнь, — объясняла Мэй маме. — Именно поэтому нас называют красотками.

Но мама отступилась только после того, как Мэй обратила ее внимание на то, что мы рекламировали рыбий жир.

— Благодаря нам дети не будут болеть! Ты должна нами гордиться.

В конце концов мама повесила календарь рядом с кухонным телефоном, чтобы записывать на наших обнаженных руках и ногах важные номера — например, разносчика соевого молока, электрика, мадам Гарне — и даты рождения слуг. Однако после этого случая мы следим за плакатами, которые приносим домой, и беспокоимся о том, какие плакаты ей могут подарить в близлежащих магазинах.

— Лу Синь утверждал, что плакаты порочны и омерзительны, — замечает Мэй, стараясь почти не шевелить губами и не переставать улыбаться. — Он сказал, что женщины, позирующие для таких плакатов, больны и источник их болезни не общество…

— …А сами художники, — заканчивает за нее З. Ч. — Он считает, что мы погрязли в декадентстве и что так революции не поможешь. Но как ты думаешь, малышка Мэй, может ли революция произойти без нашего участия? Не отвечай, сиди тихо, иначе нам придется провести здесь всю ночь.

Я рада, что наступила тишина. До Республики меня бы однажды усадили в красный лаковый паланкин и отослали к мужу, которого я в глаза не видела. Сейчас у меня уже родилось бы несколько детей — и счастье, если это были бы сыновья. Но я родилась в 1916 году, а это был уже четвертый год Республики. Женщинам запретили бинтовать ступни, их жизнь сильно изменилась. Свадьбы по сговору считаются устарелой традицией. Все хотят вступать в брак по любви. Между тем мы верим в свободу любви. Не то чтобы я свободно дарила любовь: я ее еще никому не дарила, но не отказала бы, если бы З. Ч. попросил меня об этом.

З. Ч. усадил меня так, чтобы я, склоняясь к Мэй, смотрела на него. Я сижу неподвижно и мечтаю о нашем совместном будущем. Свобода свободой, но я хотела бы, чтобы мы поженились. Каждый вечер во время позирования я вспоминаю все пышные торжества, на которых мне когда-либо случалось побывать, и воображаю свадьбу, которую отец устроит для нас с З. Ч.

Ближе к десяти часам мы слышим разносчика супа вонтон: «Горячий суп поможет вам пропотеть и остудить кожу!»

З. Ч. замирает с кистью в руках, притворяясь, что продумывает следующий мазок, и поглядывает на нас, ожидая, что мы первые не выдержим и нарушим позы.

Когда разносчик супа подходит к нашему окну, Мэй вскакивает и кричит:

— Не могу больше!

Она подбегает к окну, делает наш обычный заказ и на веревке, сплетенной из нескольких пар наших шелковых чулок, опускает разносчику миску. Он тем же способом отправляет нам суп, который мы с наслаждением поедаем. Затем мы снова занимаем свои места и возвращаемся к работе.

Вскоре после полуночи З. Ч. кладет кисть:

— На сегодня довольно. До нашей следующей встречи я поработаю над фоном. А теперь пойдем!

Пока он надевает костюм в тонкую полоску, галстук и фетровую шляпу, мы потягиваемся, чтобы разогнать кровь, поправляем макияж и прически. И вот мы снова со смехом шагаем по улице, держась за руки. Продавцы еды наперебой предлагают свой товар:

— Чищеные орехи гинкго! Пышут жаром! Крупнее не сыскать!

— Тушеные сливы с лакрицей! Слаще не бывает! Всего десять монет за кулек!

Мы проходим мимо продавцов дынь — на каждом углу предлагают самые лучшие, сладкие, сочные и прохладные дыни в городе. Устоять трудно, но мы не обращаем на них внимания. Слишком часто продавцы накачивают свои дыни речной водой, чтобы прибавить им весу. Съев даже крохотный кусочек такой дыни, рискуешь заполучить дизентерию, тиф или холеру.

Мы приходим в «Казанову», где договорились встретиться с друзьями. В нас с Мэй узнают красоток, и нам достается столик рядом с танцполом. Мы заказываем шампанское, и З. Ч. приглашает меня танцевать. Спустя пару песен я оглядываюсь на наш столик и вижу, что Мэй сидит в одиночестве.