Лиза Си - Девушки из Шанхая

Я отвечаю:

Тебе всегда будут говорить, что ты чего-то не можешь, но не забывай: ты можешь заниматься чем угодно. Обязательно ходи в церковь. Там тебя всегда примут, и там можно говорить о Библии. Будет хорошо, если все будут знать, что ты христианка.

Она пишет:

Меня по-прежнему спрашивают, почему бы мне не вернуться в Китай. Я отвечаю, что не могу вернуться туда, где ни разу не была.

В марте Джой неожиданно приободряется. Сэм предполагает, что дело в весне. Но она продолжает жаловаться на бесконечную зиму. Скорее дело в мальчике.

Мой друг Джо пригласил меня вступить в Христианскую демократическую ассоциацию китайских студентов. Мне там нравится. Мы обсуждаем интеграцию, межрасовые браки и отношения в семье. Я многому научилась, и мне нравится видеть дружелюбные лица, вместе готовить и обедать.

Кто бы ни был этот Джо, я рада, что она вступила в Христианскую ассоциацию. Там у нее будут друзья. Прочитав письмо остальным, я пишу ответ:

Папа хочет знать, как твои занятия. Ты все так же хорошо учишься? Тетя Мэй спрашивает, что сейчас носят в Чикаго и что тебе прислать. Мне остается добавить немногое. У нас все примерно так же, как и было. Мы закрыли сувенирный магазин — не стоит труда нанимать кого-нибудь для продажи этого «мусора», как ты его всегда называла. В кафе дела идут хорошо, папа очень занят. Дядя Верн просит тебя рассказать о Джо. (Он ни о чем таком не просил, но все мы умираем от любопытства.) Тетя, как всегда, много работает. Что еще? Ты же знаешь, что здесь происходит. Все боятся, что их сочтут коммунистами. Проблемы в бизнесе или в личной жизни можно решить, назвав кого-то коммунистом. «Слышали? Такой-то, оказывается, коммунист!» Ты же знаешь, как люди сплетничают, гоняют ветер и ловят тени. Кому-то удалось продать больше сувениров: должно быть, он коммунист. Она отвергла мои ухаживания: она, должно быть, коммунистка. К счастью, у папы нет врагов, а за тетей никто не ухаживает.

Так, обходными путями, я пытаюсь побудить Джой побольше рассказать об этом Джо. Но я ее мать, а она определенно моя дочь. Она видит меня насквозь. Как обычно, я читаю письмо, когда мы все собираемся у постели Верна.

Вам понравится Джо. Он учится на подготовительных курсах при медицинском колледже. Он ходит со мной по воскресеньям в церковь. Вы бы хотели, чтобы я молилась, но мы не молимся на встречах Христианской ассоциации. Вы, наверное, думаете, что мы там говорим только об Иисусе, но мы совсем о Нем не говорим. Мы обсуждаем несправедливости, которые происходили с людьми вроде вас с папой, бабушкой и дедушкой. Мы говорим о том, что происходило с китайцами в прошлом и до сих пор происходит с черными. На прошлой неделе мы пикетировали универмаг «Монтгомери Вордс», потому что там не принимают на работу черных. Джо говорит, что меньшинства должны объединяться. Мы с Джо убеждаем людей подписывать петиции. Приятно ради разнообразия подумать о проблемах других людей.

Дослушав, Сэм спрашивает:

— Как ты думаешь, этот Джо говорит на сэйяпе? Мне бы не хотелось, чтобы она вышла замуж за кого-то, кто не говорит на нашем диалекте.

— Кто сказал, что он вообще китаец? — замечает Мэй.

Тут мы принимаемся перебивать друг друга.

— Они же состоят в китайской организации, — говорит Сэм. — Он должен быть китайцем.

— И они вместе ходят в церковь, — добавляю я.

— И что? Ты всегда поощряла ее ходить в церковь за пределами Чайна-тауна, чтобы знакомиться с другими людьми, — говорит Мэй, и на меня обращаются три пары возмущенных глаз.

— Его зовут Джо, — говорю я. — Хорошее имя. Звучит по-китайски.

Пока я разглядываю это имя, написанное аккуратным почерком моей дочери, моя ехидная младшая сестра перебирает других Джо:

— Джо Ди Маджио, Джозеф Сталин, Джозеф Маккарти…

— Напиши ей, — вмешивается Верн. — Скажи, чтобы не дружила с коммунистами. Она попадет в беду.

Но я пишу не это. Я спрашиваю напрямую:

«Какая фамилия у Джо?»

В середине мая я получаю ответ Джой.

Мама, ты такая смешная. Представляю себе, как вы с папой, тетей Мэй и дядей Верном сидите и беспокоитесь. Фамилия Джо — Го, ясно? Иногда мы говорим о том, что можно поехать в Китай, чтобы помочь стране. Джо говорит, что у нас, китайцев, есть поговорка: китайцы несут на плечах и в сердцах груз тысячелетней истории Китая — он может быть тяжек, а может веселить и вселять гордость. Он говорит, что мы должны быть частью того, что происходит у нас на родине. Он даже заставил меня сделать паспорт.

Я беспокоилась, когда Джой уехала, когда она начала тосковать по дому, а потом — встречаться с мальчиком, о котором мы ничего не знаем. Но это совсем другое. Это и в самом деле ужасно.

— Китай ей не родина, — ворчит Сэм.

— Он коммунист, — говорит Верн. Он всех считает коммунистами.

— Это просто любовь, — говорит Мэй беззаботно, но я слышу, что она тоже встревожена. — Когда девочки влюбляются, они делают и говорят глупости.

Я складываю письмо и убираю его в конверт. Мы ничего не можем сделать с тем, что происходит так далеко от нас, но у меня в голове начинает крутиться не то молитва, не то отчаянный вопль: «Пусть она вернется, пусть она вернется, пусть она вернется!»

Приходит лето, и Джой возвращается домой. Мы купаемся в нежной музыке ее голоса и тщетно пытаемся удержаться от постоянных прикосновений, но все равно беспрерывно треплем ее по руке, приглаживаем ей волосы или поправляем воротничок. Ее тетя дарит ей кинематографические журналы с автографами, цветные ободки и пару лиловых тапочек с перьями. Я готовлю ее любимые блюда: свинину на пару с утиными яйцами, говядину ла мянь с карри и помидорами, куриные крылышки с черными бобами и миндальный тофу с консервированными фруктами. Каждый день Сэм приносит ей какие-нибудь угощения: жареную утку из мясной лавки Сэма Сина, пирожное со взбитыми сливками и клубникой из кондитерской «Феникс» или свиной бао из любимого ею заведения на Спринг-стрит.

Но как же Джой изменилась за эти девять месяцев! Она коротко постриглась и носит теперь бриджи и хлопковые блузки без рукавов, туго обхватывающие ее тонкую талию. Внутри она тоже переменилась. Она больше не спорит с нами и не оскорбляет нас, как делала это в последние месяцы перед отъездом в Чикаго. Теперь Джой считает, что лучше нас разбирается во всем, что касается путешествий (путь в Чикаго и обратно она проделала на поезде, а никто из нас никогда на нем не ездил), финансов (у нее есть счет в банке и чековая книжка, тогда как мы с Сэмом по-прежнему храним деньги дома, где до них не доберутся ни правительство, ни кто-либо еще), но главное — во всем, что касается Китая. Сколько лекций мы выслушиваем!

Больше всего от Джой достается слабейшему из нас — ее дяде. Единственный недостаток простодушного Кабана — это его склонность верить всему и всем, будь то незнакомцы, жулики или объявления по радио. Годы прослушивания антикоммунистических передач навсегда определили его отношение к Китайской Народной Республике. Но противник из него довольно слабый. Когда Джой заявляет, что Мао помог жителям Китая, все, что может ответить ее дядя, это: