Джон Апдайк - Кролик разбогател

Дженис курит и прислушивается, не хлопнет ли на улице дверца машины.

— Гарри, не поможешь мне убрать со стола? Кстати, и мясо, пожалуй, лучше резать на кухне.

На кухне можно задохнуться от сильного тошнотворного запаха жареной баранины. Гарри не любит напоминания о том, что мы едим живых существ с глазами и сердцем, — он предпочитает соленые орешки, котлеты, китайскую кухню, пирог с рубленым мясом.

— Ты же знаешь, что я не могу резать ягненка, — говорит он. — Никто не может. Ты решила его приготовить только потому, что это, по-твоему, едят греки, вздумала покрасоваться перед бывшим любовником.

Она протягивает ему доску и ножи с костяными шишковатыми ручками:

— Ты делал это сотни раз. Просто режь ломтями перпендикулярно кости.

— Легко сказать. Вот ты бы и нарезала, если это так легко и просто. — А сам думает: «Ударить кого-нибудь ножом, наверно, труднее, чем это выглядит в кино: надо ведь прорезать сырое мясо, а оно не поддается, волокнистое и жесткое. Лучше было бы, если уж на то пошло, ударить ее камнем по черепу или этим зеленым хрустальным яйцом, что лежит у мамаши в гостиной».

— Слышишь? — шипит Дженис.

У дома хлопнула дверца машины. На крыльце раздаются шаги — на их крыльце, — и непослушная входная дверь с треском отворяется. Хор голосов из-за стола приветствует Нельсона. Но он, не останавливаясь, идет дальше в поисках родителей и обнаруживает их на кухне.

— Нельсон, — говорит Дженис, — мы уже начали беспокоиться.

Мальчишка тяжело дышит — не от усталости, а неглубоко, прерывисто, как бывает от страха. Он кажется маленьким, но мускулистым в своей тенниске винного цвета — налетчик, одевшийся, чтобы лезть в окно. Но застигнутый на месте преступления в ярком свете кухонной лампы. Он старается не встречаться взглядом с Гарри.

— Пап! У меня произошла маленькая неприятность.

— С машиной. Я так и знал.

— Угу. Поцарапали «тойоту».

— Мою «корону»! Что значит — поцарапали?

— Никто не пострадал, так что не распаляйся.

— Покорежена другая машина?

— Нет, так что не волнуйся, никто не будет подавать в суд. — Заверение сделано весьма презрительным тоном.

— Ты со мной не умничай.

— О'кей, Господи, о'кей.

— Ты пригнал ее домой?

Мальчишка кивает.

Гарри возвращает нож Дженис и выходит из кухни, чтобы успокоить компанию, продолжающую сидеть за освещенным свечами столом: матушка во главе, рядом — с сияющими глазами Мелани, по другую сторону Мелани — Чарли, квадратные запонки его поблескивают, отражая пламя свечей.

— Прошу не волноваться. Просто, по словам Нельсона, произошла маленькая неприятность. Чарли, ты не разрежешь вместо меня ягненка? Мне надо взглянуть, что там.

Он хочет взять парня за плечи — то ли чтобы подтолкнуть его, то ли чтобы утешить, он сам не знает зачем, это стало бы ясно, когда Гарри дотронулся бы до него, — но Нельсон, увернувшись от отца, ныряет в летнюю ночь. На улице зажглись фонари, и при их ядовитом искусственном свете красная «корона» выглядит зловеще — просто черная тень, металлического блеска нет и в помине. Нельсон в спешке запарковал ее против правил, поставив к тротуару боком, где сидит водитель. Гарри говорит:

— Этот бок хорош.

— Другой бок не в порядке, пап. — И Нельсон объясняет: — Понимаешь, мы с Билли возвращались из Аленвилла, где живет его девчонка, по этакой извилистой проселочной дороге, и так как я понимал, что опаздываю к ужину, то ехал, наверно, чуточку слишком быстро, не знаю — слишком-то ведь быстро по этим проселочным дорогам ехать невозможно, очень они извилистые. И вдруг прямо передо мной выскакивает этот сурок или как там его, и, чтоб его не раздавить, я чуточку съехал с дороги, зад у меня занесло, и я шмякнулся о телефонный столб. Все произошло так быстро, я и опомниться не успел.

Кролик обошел машину и при неверном свете фонарей стал осматривать повреждения. Царапина начиналась с середины задней дверцы и шла, углубляясь, по крышке отверстия для заливки бензина; затем задняя фара и маленький квадратный боковой сигнал задели за столб, и их вырвало с потрохами, разодрав при этом прозрачную пластмассу, кусочки которой валялись, точно фольга с рождественских подарков, и обнажив красивые цветные провода. Уретановый бампер, такой черный, матовый и гладкий, что Гарри испытывает сексуальное влечение всякий раз, как дотрагивается до машины, поставив ее на площадке на место, помеченное: ЭНГСТРОМ, — сейчас этот бампер вырван из рамы. Царапина шла дальше вверх по задней дверце, которая теперь никогда уже не будет как следует закрываться.

— Билли знает одного парня, — продолжал трещать Нельсон, — который работает в автомастерской у моста в Западный Бруэр, и говорит, тебе надо поехать в какой-нибудь шикарный гараж, где тебе оценят убытки, а потом, когда ты получишь чек от страховой компании, отдать этому парню машину, и он тебе все сделает за куда меньшую сумму. Таким образом, мы на этом даже выиграем, а навар поделим.

— Значит, навар, — тупо повторяет Гарри.

Гвозди или заклепки на столбе оставили длинные параллельные царапины по всей длине вмятины. Хромированные и резиновые полоски отделки выдраны и висят под углом, а под рулевым колесом, прикрытым доской для приборов, слегка выступающей, как надбровная дуга, — еще одна удобная деталь, придуманная японцами и оцененная им, — отвалился кусок, оставив лишь несколько маленьких дырочек. Большая вмятина обезобразила даже ребристый колпак на колесе. У Кролика такое чувство, будто ему разбередили весь бок. У Гарри такое чувство, точно это рана на его собственном теле. У него такое чувство, точно он видит в сумрачном свете результаты преступления, к которому приложил руку.

— Да перестань же, пап, — говорит ему Нельсон. — Не делай ты из этого великой трагедии. Ведь платить за ремонт будет страховая компания, а не ты, да и потом, ты же можешь купить себе новую почти задаром — разве тебе не дают огромную скидку?

— Огромную, — повторяет Кролик. — А ты вот так взял и расколошматил ее. Мою «корону».

— Я же не нарочно , это был несчастный случай, черт бы его подрал. Ну чего ты от меня хочешь — чтобы я харкал кровью? Упал на колени и плакал?

— Можешь не утруждать себя.

— Пап, это же всего только вещь , а у тебя такой вид, точно ты потерял лучшего друга.

Наверху, не затрагивая их, шелестит верхушками деревьев ветерок, и тени колеблются на деформированном металле. Гарри вздыхает:

— Ну что ж. А что произошло с сурком?

Когда первые суббота и воскресенье, наполненные беспорядками и слухами, миновали, лето стало складываться совсем неплохо: очереди за бензином уже не были такими длинными. Ставрос говорит, нефтяные компании взвинтили цены как хотели, а правительство сказало им — охладите-ка свой пыл, не то мы установим налог на сверхприбыли. Мелани говорит, мир вернется к велосипеду, как это уже и произошло в красном Китае; она купила на свое жалованье «фудзи» и в погожие дни крутит педали, разъезжая в вихре каштановых кудрей вокруг горы и вниз, через парк, по аллее Панорамного Обзора — в Бруэр. В конце июля наступает неделя рекордной жары: газеты полны графиков температуры и мутных фотографий той поры на переломе столетия, когда на Уайзер-сквер коробились трамвайные рельсы — до того было жарко. В такую жару тебя словно жжет изнутри, распирает — хочется выскочить из одежды и, сменив оболочку, очутиться у моря или в горах. А Гарри и Дженис только в августе поедут в Поконы, где у Спрингеров есть домик, который они сдают на июль. Из воздушных кондиционеров по всему Бруэру капает на дворики и на тротуары.