Т. Корагессан Бойл - Дорога на Вэлвилл

Дело было в понедельник, как две капли воды похожий на все другие понедельники в Санатории «Бэттл-Крик», бастионе правильномыслия, вегетарианства и самоусовершенствования, цитадели умеренности и современного стиля одежды, а вдобавок (по совершенно не случайному совпадению) и полезнейшем для здоровья заведении на всей планете. Дамы здесь не носили корсетов, мужчины не подпоясывались ремнями, а запросто расхаживали в подтяжках, питались все полезными нетоксичными продуктами, будучи огражденными от табака, алкоголя, солонины, бараньих котлет, кофеина и прочей гадости. После ужина, наполнив желудки и умиротворив сердца, собирались в Большой Гостиной послушать наставления доктора Келлога о физическом процветании и его благословенном спутнике – долголетии. Вся эта публика могла бы сейчас развлекаться где-нибудь в Бадене, Ворисхофене или Саратоге, однако же предпочла прославленным курортам продуваемый ледяными ветрами Мичиган, да еще платила хорошие денежки – а все потому, что другого такого места было не сыскать ни на одной карте.

Тридцать один год директорствовал доктор Келлог в Санатории (коротко и любовно именуемом «Сан»), еще с тех давних времен, когда здесь был скромный адвентистский пансиончик, специализировавшийся на лечебном питании хлебом из муки грубого помола и минеральными водами. А теперь слава Храма Здоровья не только гремела по всей Америке, от берега до берега, но и перехлестывала через просторы Атлантики, достигая Лондона, Парижа, Гейдельберга и даже краев еще более отдаленных. Ежегодно Санаторий принимал две тысячи восемьсот пациентов, которых обслуживала тысяча служащих, включая двадцать постоянных врачей и триста медсестер, сиделок, банщиков. Все здесь потрясало воображение: монументальный шестиэтажный корпус, роскошный вестибюль размером с половину футбольного поля, количество номеров (четыреста) и процедурных человекомест (тысяча), лифты, центральное отопление и кондиционирование, крытые бассейны, всевозможные терапевтические приспособления, аттракционы для развлечения публики – одним словом, Сан был одновременно шикарным отелем, госпиталем и курортом, можно сказать, флагманом всего лечебно-реабилитационного бизнеса.

Возглавлял, направлял и вдохновлял все это хозяйство организационный гений Джона Харви Келлога. Проповедуя умеренность в пище и естественный образ жизни, доктор вел чрезмерно корпулентных дам и страдающих от запора предпринимателей по тернистой тропе просветления и физического самосовершенствования. Тяжело больных – онкологических, сумасшедших, калек или просто чересчур дряхлых – в Санаторий не принимали. Заведение было рассчитано на публику взыскательную и разборчивую, которой вряд ли понравилось бы сидеть за одним столом с плебеем, невежей или неудачником, имевшим неосторожность подцепить какую-нибудь по-настоящему опасную болезнь. О нет, люди приезжали сюда для того, чтобы других посмотреть и себя показать, пообщаться с просто богатыми, баснословно богатыми и знаменитыми, набраться оптимизма, насладиться правильным питанием и, конечно, избавиться от хвороб, чему должны были способствовать заботливый уход, воздержание и отдых.

Сейчас, в осенний сезон 1907 года, в Санатории гостило целое созвездие очень важных персон: начальник Военно-морской академии адмирал Ниблок, литератор Элтон Синклер с супругой, прославленный диетолог Хорейс Б. Флетчер, итальянский тенор Тьеполо Капучини, а также изрядное количество влиятельных депутатов, магнатов, адвокатов, не говоря уж про всевозможных герцогов, графинь и баронетов. Ожидалось, что в скором будущем Храм Здоровья почтут своим прибытием Генри Форд, Харви Файрстоун, [1]Томас Эдисон, адмирал Ричард М. Берд и слоноподобный Вильям Говард Тафт. [2]Доктор Келлог был весьма неглуп и умел извлекать из посещений подобных пациентов максимум пользы – тут тебе и превосходная реклама, и нешуточные пожертвования. Отлично понимал он и то, что диетическое питание в виде белкового филе, свекольной ботвы и орехового бульона в сочетании с запретом на «искусственные стимуляторы» и продолжительным «тихим часом» могут (уж будем откровенны) навеять скуку на людей, привыкших к деятельной жизни и великосветским развлечениям. Поэтому скучать своим подопечным доктор не давал: сеансы лечения чередовались с отдыхом, гимнастикой, занятиями спортом, да и с культурным досугом все тоже было в порядке. Хочешь – концерты, хочешь – лекции, катание на санях, парады, хоровое пение. Сегодня, допустим, выступает негритянский ансамбль «Юбилейные Певцы», завтра Джордж В. Лейт, двадцать лет проживший в Индии, демонстрирует стереоскопические картинки, на следующий день Сэмми Сигель (только-только из гастрольного турне) услаждает слух игрой на мандолине, потом публику веселят близнецы Тозер со своими дрессированными таксами. А вечером в понедельник на сцену выходил сам Келлог и подвергал аудиторию двух-споловинойчасовой канонаде, просвещая, наставляя и до полусмерти запугивая слушателей.

За четверть часа, понадобившиеся Фрэнку Линниману, чтобы сбегать в «Таверну Поста», Келлог успел разобраться еще с двумя вопросами. Первый был задан джентльменом из задних рядов (кажется, мистер Эбернати: подагра, чахотка, нервы), который желал знать, насколько опасно для женского здоровья противоестественное стягивание талии, к коему модницы прибегают во имя достижения так называемой фигуры в рюмочку. Доктор повторил вопрос, чтобы услышали те, кто сидел впереди, погладил белую шелковистую бородку и предостерегающе воздел палец:

– Мой дорогой сэр, скажу вам без малейшего преувеличения, что, если бы статистика должным образом регистрировала количество смертей, вызванных чрезмерным затягиванием корсетов, все просто пришли бы в ужас. Когда я проходил стажировку в клинике Бельвю, мне довелось присутствовать при вскрытии одной из этих несчастных – бедняжка не дожила и до тридцати. Мы с изумлением обнаружили, что все ее внутренние органы смещены: печень прижата к легким, а кишечник так закупорен, будто его намеренно заткнули пробкой. – Келлог сокрушенно покачал импозантной головой, горько вздохнул – да так, чтоб было слышно даже в последнем ряду. – Такая трагедия… – Голос стал тихим. – Поверьте, я не мог смотреть на это без слез.

Второй вопрос прозвучал из уст молодой дамы, сидевшей в пятом ряду, – высокой и весьма эффектной, но с несколько зеленоватым цветом лица (Манц, мисс Ида Манц: анемия, автоинтоксикация). Она встала, откашлялась, волнуясь под взглядом сотен любопытных глаз, и спросила тоненьким, целомудренным голосом:

– Доктор, а что вы думаете о тех молодых леди, которые курят сигареты – разумеется, тайком?