Т. Корагессан Бойл - Дорога на Вэлвилл

Чарли хотел было спросить: а что с ним, собственно, случилось? – но тут подошла девушка в сине-белом наряде и крахмальной шапочке, похожей на свернутую салфетку.

– Здравствуйте, миссис Лайтбоди. Добрый день, сэр. Веселого Рождества вам обоим. Не хотите ли чего-нибудь выпить? – спросила она, передавая каждому меню.

– Спасибо, Присцилла, я выпью воды, – сказала Элеонора, и Чарли залюбовался тем, как серьги покачиваются у ее скул – она как раз наклонила голову, чтобы прочесть меню. Ему ужасно захотелось приблизиться и ухватить серьгу губами.

– А что будете вы, сэр?

– Виски с содовой, – ляпнул он прежде, чем осознал свою ошибку. Элеонора прикрыла рот рукой и захихикала; ее глаза окинули его точно таким же взглядом, как в тот вечер в вагоне-ресторане, – острым, проницательным, оценивающим.

Официантка была шокирована и на миг утратила дар речи. А потом с дрожащей улыбкой произнесла, будто заученный наизусть текст:

– Извините, сэр, мне очень жаль, но вы находитесь в Храме Здорового Образа Жизни и Мысли. Мы не подаем здесь вредоносных напитков. Мы глубоко уверены, сэр, что эта отрава должна быть раз и навсегда запрещена к употреблению в цивилизованном обществе.

Чарли шутливо вскинул руки, как бы сдаваясь.

– Ладно, виновен и прошу помилования.

Элеонора рассмеялась. Девушка тоже попробовала было улыбнуться, но у нее не получилось.

– Давайте я вам помогу, – сказала Элеонора, наклонилась и потянула меню к себе. – Видите, тут внизу написано: «напитки». Доктор рекомендует кефирный чай, кокосовый напиток, кумыс, горячий ореховый мусс, специальный рождественский гоголь-моголь с апельсиново-клюквенной пудрой и корицей, а также, разумеется, молоко. На вашем месте я бы выбрала кумыс.

Ее рука касалась его запястья. Он вдыхал аромат ее духов. Голова у Чарли вдруг закружилась, и он вспомнил, что ничего не ел со вчерашнего вечера, хотя и тогда дело ограничилось сэндвичем – жалким спасательным кругом средь бурного океана выпивки.

– Кумыс? – переспросил он.

Элеонора убрала руку, откинулась на спинку стула.

– Вам понравится, можете мне поверить.

Официантка отошла, и Чарли поймал себя на том, что смотрит Элеоноре прямо в глаза. Он где-то читал, что зеленые глаза – признак страстной натуры. Или там речь шла о карих глазах? Не важно. В пансионате миссис Эйвиндсдоттер он жил как монах, и близость Элеоноры действовала на него самым недвусмысленным образом.

– Что ж, уверен, что вашей рекомендации вполне достаточно. Однако мы говорили о вашем муже, об Уилле. Что с ним стряслось, а?

Она поджала губы. Повертела в руках ложку. Чуть погодя спросила:

– Вы давно видели его в последний раз?

– Давно, – соврал Чарли.

Она вздохнула.

– Он шел на поправку. Все так говорили. Сегодня должен был перейти на виноградную диету.

Чарли приподнял бровь.

– Наконец-то настоящая пища. Доктор Келлог долго держал его на молоке, чтобы очистить весь пищеварительный тракт. Не ухмыляйтесь, мистер Оссининг. Я не потерплю шуток по поводу той области человеческих знаний, о которой вы не имеете ни малейшего представления. А еще производитель готовых завтраков! В общем, Уилл находился на молочной диете, которая должна была оживить его кишечную флору и улучшить пищеварение. Сегодня мужа должны были в виде поощрения перевести на виноградную диету.

В этот миг какой-то тощий горбоносый субъект в странном шутовском наряде влетел в столовую, бренча на мандолине. Это была мелодия Сузы – «Красотка Энни Лори». Все обедающие стали хлопать в ладоши и смеяться. Элеонора обернулась и улыбнулась – улыбка у нее была простодушная, невинная. Чарли тоже улыбнулся. Это произошло само собой – так уж действовала на него ее близость. Конечно, она на три-четыре года старше, да еще и замужем. Но зато какая классная штучка! Когда «Иде-пи» встанет на ноги, когда он, Чарли Оссининг, станет магнатом, влиятельным человеком с собственным авто, сшитыми на заказ костюмами и биллиардной, именно с такой женщиной он заведет семью.

– Ну и что? – напомнил он. – Что же произошло?

Она наморщила лоб, все признаки веселья исчезли.

– Уилл сорвался. Вчера вечером. Произошло что-то ужасное, какой-то несчастный случай, когда он принимал синусоидную ванну. Точно не знаю. Но так или иначе он сорвался. Понимаете, – она подалась вперед и доверительно понизила голос, – у моего мужа дурные наклонности.

Элеонора как придвинулась, так больше и не отодвигалась.

– Сначала он пристрастился к мясу, потом к алкоголю, а дальше – мне страшно об этом вспоминать – к опиуму. Все это подорвало его здоровье. Я твердо знаю, что лечение в Санатории – его последний шанс.

Она взглянула на Оссининга, словно надеялась на понимание, сочувствие и ободрение. Чарли изобразил полнейшее участие и даже сверх того. Однако в этот миг он испытывал неимоверное облегчение. Так вот в чем штука – у Лайтбоди просто похмелье. Подумаешь! От этого не умирают – ну, башка трещит да в брюхе бардак. Господи, эти пожиратели отрубей – истеричные идиоты. Надо же – похмелье! Можно подумать, его ножом пырнули, или измордовали до полусмерти, или обнаружился рак желудка, или паралич разбил. Надо будет через пару дней наведаться сюда с чеком да прихватить с собой пинту виски – это поможет парню войти в норму. Тут появилась официантка, принесла Элеоноре воды, а Оссинингу кумыс – какую-то белесую, пенистую дрянь.

– Готовы заказывать? – спросила она.

– Да, конечно, – сказала Элеонора. – Если не возражаете, мистер Оссининг, я закажу для нас обоих – ведь я лучше вас знакома с антитоксичной диетой.

Чарли кивнул. Почему бы и нет? По дороге домой можно будет заглянуть в «Красную луковицу» и перекусить как следует. Элеонора сделала заказ, произнося мудреные названия блюд с таким видом, словно сама изобрела их – в приступе безумного кулинарного экстаза. Когда официантка удалилась, Элеонора принялась расспрашивать про «Иде-пи».

– Любопытно знать, вы уже приступили к производству? Ведь это нелегко, когда вокруг столько конкурентов…

Чарли по обыкновению принялся разглагольствовать, следя только за тем, чтобы не повторяться. Он сочинил историю о том, как в компанию толпой ринулись новые инвесторы, потом рассказал, что его партнер вознамерился построить для нового продукта новую фабрику, а не перестраивать корпуса обанкротившихся фирм.

– А вы обанкротиться не боитесь? Каким образом вы рассчитываете избежать этой прискорбной участи? – спросила она одновременно и с насмешкой, и всерьез.

Он почувствовал: в их отношениях что-то переменилось, она стала податливей. Ей нравится сидеть рядом с ним в столовой, где тренькает мандолина и фальшивая гусятина плавает в фальшивом соусе. Зал словно сжался до размеров одного стола, за которым сидели только двое – он и она. Ее драгоценный доктор куда-то запропастился, муж блевал, согнувшись в три погибели у себя в палате, и Элеонора была рада обществу.