Т. Корагессан Бойл - Дорога на Вэлвилл

И пояс, похоже, действовал – во всяком случае, в присутствии сестры Грейвс. На Элеоноре Уилл его еще не опробовал (пояс доставили две недели назад), но в первое же утро, когда Айрин ставила ему клизму, он почувствовал нарастающую эрекцию. Просто поразительно – твердый, как стальной прут, как бейсбольная бита, как могучий вековой дуб, вросший корнями в землю. Момент и впрямь был неподходящий, Уилл аж заалел от неловкости, но внутренне ликовал. Интересно, заметила ли Айрин и что подумала, если заметила. Вслух она ничего не сказала, а сам же он не мог ее спросить – или мог? Ведь она ответила на поцелуй, по-настоящему, прямо-таки растворилась в его объятиях. Никаких сомнений, Уилл ей нравится. А после поцелуев должен наступить черед для других нежностей, а там и самого главного, верно? Все еще стоя под бананом, Уилл обдумывал сложившееся положение, рассеянно вертя в руках пустую чашку. И тут по комнате пронесся некий ветерок, даже каучуконос насторожился и приподнял листики – явился доктор Келлог, за ним свита из полудюжины светил. Шествие замыкал Лайонел Беджер.

Элеонора первой кинулась к Наставнику, будто под действием мощного магнита. Матрона в желтой тафте была безжалостно брошена на произвол судьбы. Уилл усмехнулся, наблюдая, как доктор, укрощающий волков и червей, с трудом отбивается от безумца, опередившего его на пути к сияющим высотам вегетарианства. Коротышку даже стало жалко. Келлог основал империю, создал религию здоровья и превратил долговечность в тайну, открываемую лишь посвященным, но так и не сумел избавиться от психов вроде Беджера, от конкурентов вроде Поста, Макфаддена и братьев Фелпс; а все его методики, все виброкресла, солевые растирания и клизмы, целый океан травяного чая и горы наттозы не сравнятся с Гейдельбергским поясом.

Тут Уиллом завладела графиня Тетранова. Легонько коснулась локтя, уставилась близорукими загадочными русскими глазами, попросила принести ей чашечку кефирного чая. Миниатюрная графиня была ростом с двенадцатилетнего мальчика (и с такой же, судя по всему, фигурой). После рождественской поездки к родителям Айрин графиня стала считать Уилла близким другом: она то и дело останавливала его в каком-нибудь закоулке Санатория и милостиво одаряла привилегией принести ей ту или иную вещь. Уилл безропотно подчинялся – вежливость прежде всего, – но дружбе особо не радовался. Эта женщина ничем его не привлекала. Куда ей до мисс Манц! Правда, мисс Манц больше нет. Все что осталось от нее – облысевший труп в сырой яме где-то там в Пагепси, штат Нью-Йорк. Уилл присутствовал на отпевании в часовне Санатория. Больных на эту церемонию особо не приглашали – дурная реклама.

Поднеся графине чай, Уилл стал наблюдать, как она отпивает частыми мелкими глоточками, склонив голову к блюдцу, точно воробей у поилки.

– Прекрасный напиток, – похвалила она, приподнимая подбородок и аккуратно ставя чашку в самую серединку блюдца. – Я все удивляюсь, как доктору Келлогу удается делать полезную еду такой вкусной. Вы согласны?

Уилл не был согласен. Скипидар небось и то вкуснее. Но он не мог ответить грубостью, только фыркнул негромко. Пусть графиня тешит себя иллюзией. Великий Целитель тем временем обходил публику, точно кандидат накануне выборов, пожимая руки, кивая, доверительно шепча что-то в подставленное ушко, по левую руку – Элеонора, по правую – Беджер. Как раз в этот момент Келлог устремился прямиком к ним. Графиня затрепетала. Уилл выжал из себя здоровую, приветливую улыбку.

– Графиня, – пророкотал доктор, склоняясь в поклоне и завладевая ее рукой, – как всегда, рад вас видеть. Смею надеяться, что та небольшая проблема, которую мы обсуждали на прошлой неделе, уже разрешилась?

Графиня грациозно рассыпалась в благодарностях: да-да, ей уже намного лучше, как доктор и обещал, но поскольку в Санатории запрет на обмен симптомами, она лучше промолчит. Доктор обернулся к Уиллу.

– Лайтбоди! – Очки зеркально блестят, на лице хитренькая, довольная улыбочка. – Держимся, а?

Лучезарно-бодрый ответ Уилла был заглушён скрипучей тирадой Беджера. Что-то там насчет петиции о закрытии кожевенной фабрики в городе Мичиган, штат Индиана. Зловонные шкуры, варварский промысел, с тем же успехом мы могли бы вернуться в пещеры, не так ли? Дыхание Беджера отдавало чесноком – новейшее открытие, чеснок очищает кровь и укрепляет сердце. Уилл подметил, что доктор начинает злиться – как же, его оттеснили. Повелитель, наставник и вождь так и не справился с досаждающим ему пуританином от вегетарианства. Искорка гнева, промелькнувшая в глазах доктора, согрела душу Уилла. Чтобы поощрить Беджера, он с притворным интересом принялся расспрашивать о митинге против вивисекции в Кливленде. Беджер с воодушевлением развил тему, а доктор начал озираться, намереваясь ускользнуть.

Увы, не успел!

Приглушенный шум вежливой беседы, оживлявшей комнату, внезапно стих. В течение пяти секунд звучал лишь один глас, одинокий, но не заметивший своего одиночества – Беджер продолжал монолог. Все взгляды обратились к дальнему выходу, декорированному цветущей виноградной лозой и райскими птицами. Там возник человек среднего роста, небритый, нечесаный, в протертой до дыр одежде, весь в пятнах грязи, похожих на старые потемневшие синяки. Держа под мышкой стопку газет, он дрожащими руками пытался зажечь спичку. Что-то в нем было неуловимо знакомое. Кажется, Уилл с ним уже встречался.

Прежде чем вновь зазвучали голоса, прежде чем кто-нибудь успел что-нибудь сказать, мужчина (или юноша, ему, быть может, и двадцати не сравнялось, разве под таким слоем грязи разберешь) чиркнул спичкой, скомкал газету и поджег. Кто-то вскрикнул. Пылающий шар ракетой пролетел над головами, легкое, свистящее пламя, казалось, поддерживало его в полете. Незнакомец поджег следующую газету, еще одну, и тут наконец раздались крики. Секунду спустя поджигатель радостно плясал посреди оранжереи, пуская по воздуху свои снаряды. Толпу охватила паника.

– Джордж! – заревел доктор. Ага, доктор знал этого нелепого анархиста, вооруженного бумажными бомбами. В углу среди пальм разгорался огонь; дама в желтой тафте стряхивала невесомую светящуюся искорку-брошь со своего платья. Пациенты обратились в бегство. Потянуло дымком. Больной в кресле-каталке, чересчур приблизившийся к искусственному озеру, беззвучно опрокинулся в поросшую камышом топь. У выходов началась давка.

– Джордж! – орал доктор. – Джордж!

Уилл не трогался с места. Он притянул к себе Элеонору, прижал к груди. «Господи», – выдохнула она, утыкаясь в него лицом и всей грудью. Женщины визжали, неугомонный Беджер скрежетал, доктор в сопровождении Линнимана и немногих сподвижников пробивался в самую гущу толпы, преследуя по пятам возмутителя спокойствия и повторяя: «Что происходит?»