Майкл Чабон - Приключения Кавалера и Клея

Шэнненхаус добрую минуту изучал безоблачное небо, а также легкий ветерок с юго-востока. Раньше у них был синоптик по фамилии Броди, но даже когда Уэйн еще его не прикончил, Шэнненхаус презирал его прогнозы, соглашаясь со своим старым другом Линкольном Эллсуортом, что предсказать погоду в таком местечке никому не под силу. Как только им удастся оторвать самолет от земли, они с таким же успехом смогут лететь дальше. Однако Шэнненхаус жаловался на проблемы с кишечником, и впоследствии в своем рапорте Джо особо отметил, что физиономия пилота показалась ему жутко бледной, но он приписал это тяжкому похмелью. Снова загнав трактор на самый верх ледяного ската, они прицепили к нему самолет. На сей раз лебедка сработала как нельзя лучше, и они вытянули самолет на поверхность. Пока Шэнненхаус занимался прогревом моторов и подготовкой самолета к старту, Джо погрузил туда все снаряжение. Наконец, задраив все люки над помещениями, они оглядели место, которое последние девять месяцев служило им домом.

— А по мне славно отсюда свалить, — сказал Шэнненхаус. — Лучше нам еще куда-нибудь перебраться.

Джо подошел к тому кончику крыла, где был Моллюск. В спешке Шэнненхаус сработал довольно халтурно, и шкура казалась недовыделанной, лежала слишком свободно и кое-где морщилась на раме. Весь самолет имел предельно пеструю наружность, красновато-коричневые пятна тюленьих шкур бросались в глаза на серебристо-сером фоне, как будто «кондор» забрызгали кровью. Там же, где были собачьи шкуры, машина казалась нездорово-белесой.

— Сейчас или никогда, Дурень, — сказал Шэнненхаус и хлопнул Джо по плечу.

Тридцать секунд спустя они уже вовсю прыгали и скребли по земле, неровной и глянцевой как окаменелый леденец, а затем у Джо возникло чувство, будто некий исполин подсунул под самолет чашечку своей ладони и подбросил их вверх. Шэнненхаус слегка стыдливо испустил ковбойский боевой клич.

— Никогда не знаешь, что на него найдет, — крикнул он Джо поверх протяжного басового хора двух близнецов-«циклонов».

Джо промолчал. Он так и не рассказал Шэнненхаусу, что вчера вечером, прежде чем залезть в спальный мешок, он пробил фиктивный, незримый барьер, который до того момента поддерживался между станциями «Кельвинатор» и «Йотунхайм». Открытым немецким текстом, на одной из частот, регулярно использовавшихся для связи Берлина с «Йотунхаймом», Джо передал Геологу три кратких слова:

ИДУ НА ВЫ!

Попытайся Джо объяснить это Шэнненхаусу, он нипочем не смог бы распутать гордиев узел жалости, угрызений совести и желания мучить и устрашать, что сподобило его на это уведомление. В любом случае все подобные объяснения стали бы пустой тратой времени, ибо на третий день их вояжа, в палатке, разбитой в тени гор Вечности, у Шэнненхауса лопнул аппендикс.

Пегий самолет, едва тащась по воздуху, мучительно кашляя, волоча за собой длинную черную нить из мотора по левому борту, на мгновение завис в небе. Создавалось впечатление, будто пилот не верит своим глазам, словно затейливый иероглиф продолговатых глыб снега, черная штанга радиовышки, а также одубевший ото льда багряный флаг с паучьим глазом представляли собой всего лишь очередной мираж из длинной цепочки призрачных аэропланов и волшебных замков той фата-морганы, что околдовала его за время корявого и сбивчивого полета. Впрочем, пилот тут же сполна расплатился за свое секундное колебание — его единственный работающий мотор тоже заглох. Самолет нырнул, снова дернулся вверх, закачался, а потом в мертвой тишине стал поразительно медленно падать, точно монетка, брошенная в банку с водой. Наконец самолет ударился о землю, и снег с громким шелестом полетел во все стороны. Громадный капюшон сверкающих крупинок, вышибленный носом самолета, пока тот пропахивал поверхность, заклубился и поплыл по воздуху. Бурлящий прибой снега даже поймал и приглушил треск ломающейся древесины и скрежет срывающихся стальных болтов. Тишина все углублялась, нарушаемая лишь негромким позвякиванием металлического чайника да хлопаньем на ветру оторванного покрытия фюзеляжа.

Несколько мгновений спустя над неровным верхом насыпи из снега и льда, которую аварийная посадка нагромоздила вокруг самолета, появилась голова. Накрытое капюшоном лицо скрывала узкая и круглая оторочка из меха росомахи.

Немецкий Геолог, которого вообще-то звали Карл Мекленбург, регулярно, через каждые двадцать минут, появлявшийся из своих одиноких квартир, чтобы понаблюдать за небом, поднял левую руку, растопырив пальцы в рукавице из шкуры северного оленя. Такое приветствие выглядело несколько неуместным, ибо в другой руке Мекленбург сжимал вальтер 45-го калибра, нацеленный не то чтобы в обтянутую мехом голову пилота, но в целом куда-то туда. Геолог не спал ни минуты все пять суток с тех пор, как получил сообщение «иду на вы», которое он определил как исходящее с американской базы в Земле Мэри Бэрд. Впрочем, он и предыдущие два месяца не слишком хорошо спал. Прямо сейчас Мекленбург был пьян, накачан амфетаминами и мучился от спастического колита. Продолжая худо-бедно целиться из пистолета в того человека, он наблюдал, не появятся ли там другие головы. Немец отчетливо сознавал о том, как жутко дрожат его руки и понимал, что не успеет он сделать и пары выстрелов по этому американцу, как остальные незваные гости его укокошат.

Американец уже ополовинил сотню метров, что их разделяли, прежде чем Геолог начал задумываться, не может ли он быть единственным уцелевшим при аварии. Незваный гость шел неуверенно, волоча правую ногу, а отверстие его капюшона смотрело прямо вперед. Он явно не предполагал появления спутников. Сунув руки в карманы парки, словно бы для тепла, не показывая лица из-за меховой оторочки капюшона, американец топал походкой огородного пугала. Вид рукавов, хлопающих мужчину по бокам, стал раздражать Геолога. Все выглядело так, словно к нему вышагивала парка, полная голых костей, призрак некой неудавшейся экспедиции. Геолог поднял пистолет, вытянул руку и прицелился точно в испарения, выходящие из центра капюшона. Американец остановился, и его парка стала как-то кривиться и комкаться, словно он силился вытащить руки наружу. Ему как раз удалось просунуть руки в манжеты рукавов, протягивая их вперед в жесте не то протеста, не то примирения, когда первый выстрел угодил ему в плечо, резко его разворачивая.

Мальчишкой Мекленбург стрелял из рогатки по воробьям и белкам, однако стрелять из пистолета ему еще ни разу не доводилось. Рука его зазвенела от боли, холод быстро ее заморозил, а отдача разбила ее на кусочки. Тогда Геолог быстро, прежде чем боль, страх и сомнения в своих действиях смогли бы его остановить, выпустил всю остальную обойму. Только полностью ее опустошив, Мекленбург вдруг понял, что стрелял с закрытыми глазами. Когда же он снова их открыл, американец стоял прямо перед ним. Он уже оттолкнул назад меховое кольцо, и его волосы и брови, увлажненные дыханием внутри капюшона, почти сразу же стали покрываться инеем. Несмотря на бороду, изящное орлиное лицо американца казалось совсем молодым.