Гурам Дочанашвили - Одарю тебя трижды (Одеяние Первое)

А Эдмондо Бетанкур крепко обхватил грудь руками и, прижмурив один глаз, посмотрел на прикрытое став­нями окно:

— Того прикончили?

— Разумеется, грандиссимохалле.

И заговорили деловито, торопливо.

— Куда выбросили?

— Никуда, сожгли.

— Кого обязали?

— Капрала Элиодоро.

— Что за человек?

— Стоящий парень.

— Отлично. Хвалю.

Окрыленный похвалой, полковник Сезар хотел встать, чтобы выразить благодарность, но маршал же­стом остановил его:

— Ни в чем не провинился Каэтано? В пределах нормы...

— Дважды, грандиссимохалле.

— Один раз там, вероятно, а второй раз, мой...

— Петэ-доктора вел к роженице. Благополучно при­нял младенца.

— Отлично. Расплатился? — соизволил пошутить маршал Бетанкур.

— А как же, хал... — осекся, судорожно сглотнул слю­ну, — Да, грандиссимохалле...

— Правильно поступил, значит, — отметил Эдмондо Бетанкур, весь напружиненный, словно всем существом ждал чего-то, и внезапно так явно передернуло его, что полковник испуганно потупился, а маршал сунул руку под роскошную рубашку, а потом, сложив пальцы, — в карман и облегченно вскинул глаза, прикинул в уме цен­ность двух хрустальных шариков. — Отлично. Что на свете лучше дитяти?

— Второе дитя.

Маршалу понравилась находчивость полковника.

— А лучше второго?

— Еще одно дитя!

Маршал улыбнулся, попробовал срезать экзаменуе­мого:

— А лучше всех детей?

Но полковник был на высоте.

— Ваши пташки, грандиссимохалле.

Маршал оторопел, поразился столь ловкой изворот­ливости, но быстро сообразил:

— Заранее придумал?

— Что? — прикинулся наивным полковник.

— Ответ.

Строго смотрел маршал.

— Да, гранд...

— Все равно хорошо, — смягчился маршал и сам же удивился своему тону. Прилег на тахту и неприметно от потупившегося полковника вытянул ногу, вытащил руку из тесного кармана и запустил что-то под мундир.

— Полковник!

— Слушаю, грандиссимохалле!

— Я милостив, ты отлично знаешь — милостив. — Глаза у маршала зло сверкали, словно его пробирала сдерживаемая дрожь, но, прежде чем полковника кинуло бы в жар, великий маршал вкрадчиво позвал: — Поди сюда, Аруфа!

Штора шевельнулась, и показалась кошка с на ред­кость пушистой длинной шерсткой, прятавшая в мягкие лапы острые когти; она легко вспрыгнула маршалу на колени, разлеглась. Эдмондо Бетанкур со зловещей неж­ностью скользнул пальцами в пушистую шерсть и, точ­но передавал ей жуткую, еле сдерживаемую дрожь, ле­гонько пощипывал в шею. Кошка замурлыкала, перева­лилась на спину, мягко изгибаясь, — можно было поду­мать, что по ее животу носилась ящерица. Маршал уронил на пол четки, полковник сорвался с кресла, на­гнулся и подал их не разгибаясь. Эдмондо Бетанкур, за­думчиво щекоча кошку, знаком повелел ему сесть и, по­тянувшись к роскошной маске на столике, надел ее одной рукой.

— Я добр, — неуловимый вкрадчивый голос маршала тонул в громком мурлыканье. — Чрезмерно добр. Ду­маешь, я не знаю, что ты направо и налево изменяешь Стелле! И с кем!.. Учти, она любима мной больше дру­гих племянниц, моя питомица... Но я прощаю, понимаю: измотанному делами, тебе нужно отдохнуть, отвлечься, и поэтому прощаю неверность супруге, тем более что за­нятому столь ответственной работой необходимо раз­нообразие — разные нужны женщины, не беда, что та­скаешься к разным бабам... Надеюсь, понимаешь. Но вообще в моих ты руках. — И грубо крикнул: — А может быть, нет?!

— Как же нет, так точно, понимаю, гранд...

Маршал оборвал его движением руки, не переставая поглаживать кошку, и швырнул в кресло, в которое не дал сесть полковнику, подушечку — из спинки кресла, ко­ротко щелкнув, выступил острый штык и застыл: где он был скрыт — непонятно. У полковника челюсть отвисла.

— Видишь, мой грандхалле, — ласково сказал из-под маски маршал, — догадываешься, что случилось бы с то­бой, если б ты сел туда?.. Но я дорожу тобой за предан­ность. — Полковник, ошеломленный, не отрывал глаз от штыка, а маршал: — Это пустяк, не воображай, что я от­крыл тебе значительный секрет, у меня масса других, бо­лее опасных. Это пустяк, знал бы ты про другие вещи... хе-е!

Снова ласково пощекотал кошку и выдохнул на нее.

— Ху-у-у, Аруфа... Какие новости в Нижней Каморе?

— Хорошие, маршал, убивают друг друга.

— Не очень поредело население?

— Нет, грандиссимохалле... в меру... Убивают друг друга, зато плодятся здорово, прямо как крысы, грандис­симохалле.

— Это хорошо, — отметил Бетанкур и тихонько сунул руку за пазуху. — Наше могущество, чтоб ты знал, Сезар, и в них тоже.

— Так точно, маршал.

— Как там Риго, наш Ригоберто, все верховодит?

— Так точно, гранд...

— И все такой же опасный?

— Страшно опасный, гран...

— Стоило б убрать его, да кто будет заправлять в Нижней Каморе... — задумался маршал. — Совсем ото­бьются от рук, никакой управы не будет на них, верно, грандхалле?

— Так точно, маршал.

— Послушай-ка, что я тебе скажу... Вели одной из утренних девок родить от Риго. Он устраивает нас по всем статьям, только не в меру отчаянный, отпетый, в Нижней Каморе все головорезы, но этот и перед тобой не отступит, ни свою жизнь, ни чужую ни в грош не ста­вит, грандхалле, вполне может взять грех на душу, даже на тебя запросто поднимет свою убийственную руку, а если у него появится ребенок, научится и отступать, и уступать, сам знаешь: дитя — это любовь, а любовь — бремя... И страх ему станет ведом — пусть немного, со­всем немножечко, в такой степени, в какой устроит нас... Смягчит его младенец нежными ручонками и хлипкой головкой... Полюбит он свое дитя, мой грандхалле, а что на свете лучше дитяти, к тому ж заложником сможем держать малыша у себя, один слюнявый пискун поможет нам немного укротить этого головореза из головорезов. Что на свете лучше дитяти...

— Истина глаголет вашими устами, великий маршал.

— Прекрасно. А игрушку почему скрываешь?

— Пообтесать надо.

— Приведешь такого, какой есть. На той неделе, на день рождения Мерседес.

— Непременно, великий маршал.

— Спасибо за согласие, за обещание, — едко поблаго­дарил Бетанкур, засовывая палец Аруфе в зубы. — Как идут дела в Зеленом крае?

— По-прежнему любят свой край.

— Очень?

— Так точно, маршал, до того, что родиной назы­вают, матерью.

— Они и друг к другу не питают, кажется, ненави­сти... — Маршал призадумался. — Не в меру дружны ме­жду собой, а это плохо — ни к чему нам. Разобщить их надо. Силой — неудобно и некрасиво. Вырубим там леса, будто нужда у нас в древесине, а на вымершей земле жить не станут. Вырубим там леса, полковник, и выро­дятся они, выродятся.

— Так и будет, великий маршал.

— Однако не разом, ты не в меру напорист, насту­пать будем постепенно, понемногу вырубать, и привык­нут они к этому. Переселенцам нужно создать хорошие условия, и в сертанах подкиньте им немного скота, деся­ток коров. А в сертанах каково положение?..