Вячеслав Пьецух - Суть дела

— Удивительное, в сущности, дело, — сказала Вероника, — тут в Париже у них теплынь, каштаны вот-вот зацветут, дамы в одних шерстяных кофточках шастают, а у нас в Москве — снегу по колено, с крыш капает, народ по привычке еще кутается в меха…

— К чему это вы?

— К тому, что у русских всё не как у людей. К тому, что придется, тем не менее, отработать все три версии, если, конечно, не появится четвертая, пятая, шестая etcetera. [2] И так далее ( лат. ).

— Странные у вас, Вероника, иногда возникают причинно-следственные связи…

— Мать у меня русская, вот в чем дело, а эта нация мыслит так: если в лесу по осени больше муравейников, чем обычно, то нужно запасать лишний кубометр дров.

— А у меня дед был немец с Поволжья, из городка Екатеринштадт (это, между прочим, родина писателя Пильняка, он же Вогау), так вот эта нация мыслит так: даже когда муравьи вытеснят человечество с планеты Земля, то если шесть помножить на шесть, все равно получится тридцать шесть.

— Вы, немцы, известное дело, народ упертый.

— Да какой я немец! Во мне столько кровей намешано, что я, можно сказать, никто.

— В таком случае, господин Никто, let’s return to our muttons, [3] Вернемся к нашим баранам. Английская калька с французского афоризма revenons à nos moutons. как говорит наш закадычный враг.

Карл шлепнул себя по коленям ладонями и сказал:

— Итак, наиболее вероятным представляется третий вариант: агент Бегемот убит. Впрочем, также не исключено, что он похищен с какой-то целью и сейчас томится где-нибудь в застенке у террористов или у обыкновенных бандитов, которым он чем-то не угодил… Несчастный случай и внезапную смерть от сердечного приступа исключаем, потому что в посольстве об этом узнали бы раньше всех. Во всяком случае, необходимо осмотреть его квартиру — это раз, потолковать с непосредственным начальством Ивана Ефимовича по линии ЮНЕСКО — это два, разобраться с его ближайшим окружением — это три.

К скамейке, которую занимали Карл с Вероникой, подошел пожилой господин, слегка выпивший, небритый и, видимо, не парижанин, поскольку известно, что парижанин к незнакомым людям и, главное, с бухты-барахты под дулом пистолета не подойдет.

— Je vous demande pardon, messieurs, — сказал он. — Permettez-moi de vous poser une question. Dans quelle langue vous parlez? Je parie que, dans la Roumanie.

— Dans le langage des ouvriers et des paysans, — недовольноответилаВероника.

— Des ouvriers — paysans? Mais où habite le peuple mystérieux? [4] — Прошу прощения, господа. Позвольте задать вам один вопрос. На каком языке вы сейчас говорили? Держу пари, что на румынском. — На рабоче-крестьянском. — На рабоче-крестьянском? Но где же обитает этот загадочный народ? ( фр. )

— В ж… — ответил по-русски Карл.

Француз пожал плечами и отошел.

5. На другой день погода наладилась: сделалось сухо, солнце припекало чуть ли не по-летнему, на синем-пресинем небе висели, как пришпиленные, пушистые облака. Карл с Вероникой рано поутру заглянули в ресторанчик, выходивший окнами на парадный торец церкви Мадлен, и позавтракали на французский манер, то есть выпили по чашке кофе с круассанами, потом купили два экземпляра «Фигаро» в киоске и разошлись. Карл направился в сторону XVI‑го округа, на улицу де ла Тур, 135, где сидело высокое начальство Ивана Ефимовича по линии ЮНЕСКО, но никого не застал, кроме охранника с отчаянно московской физиономией, а после прошествовал до улицы Прони, где напротив парка Монсо располагалась сама контора и долгое время лицедействовал Бегемот. Тут он прикинулся племянником советника Середы из Нижнего Тагила, прибывшим в Париж по туристической путевке и желающим повидаться с родным дядей, и какой-то чиновник со слуховым аппаратом в ухе ему сказал, что-де Ивана Ефимовича нет на месте и что он уже с месяц на работу не выходил. Этот Глухарь, как его окрестил про себя «племянник», пускаться в дальнейшие экспликации почему-то не захотел.

Карл довольно долго бродил окрест, дожидаясь полуденного часа (в это время у французов бывает перерыв на второй завтрак, он же обед), надеясь выследить Глухаря, когда тот отправится подкрепиться в ближайшее заведение, которые тут назывались странно — «кафе-табак». Карл полагал, что по русскому добродушию, да в непринужденной обстановке, да за бутылкой-другой хорошего вина ему удастся чинушу разговорить.

И действительно, как только Глухарь устроился за столиком под маркизой на углу улицы Прони и площади Доминиканской республики, Карл присел рядом и перед ним тотчас возник холеный официант, которому он, подумав, заказал бутылку лучшего коньяку. Карл сначала понюхал драгоценный напиток, хищно пошевеливая ноздрями, затем выпил целый бокал залпом и сказал, искоса глядя на Глухаря:

— Надеюсь, вы не откажетесь выпить по маленькой с простым соотечественником, который по туристической путевке скучает у бусурман?

Глухарь внимательно посмотрел на «племянника» и пододвинул пустой бокал.

— Вы и вправду из Нижнего Тагила? — подозрительно спросил он.

— Ну! — последовало в ответ.

— Очень приятно! У меня, знаете ли, многое связано по жизни с Уралом, хотите верьте, хотите нет. Отец сидел в лагере под Миассом по пятьдесят восьмой статье, мать родилась в Краснотуринске, сам я начинал разнорабочим как раз в Нижнем Тагиле, до бригадира вырос и выше бы пошел, кабы меня не направили в вэпэша.

Мимо размеренно, как под метроном, двигалась встречными потоками благоухающая парижская толпа, со всех сторон доносился звон столовых приборов и нежный говор, похожий на щебетание, автомобили, сиявшие на солнце, словно облизанные, сновали туда-сюда.

Карл Леопольд сказал:

— А мой дядя, Иван Ефимович то есть, тоже работал мальчишкой в Нижнем Тагиле, на «Лесохиме». Знаете «Лесохим»?

— Еще бы! Я там жил рядом, в микрорайоне, который так и называется — Химзавод! Как сейчас помню: ровно шесть часов утра, стужа лютая, метет, темень хоть глаз выколи, только фонари качаются и вдруг у-у-у! — сирена! Это «Лесохим» подает голос, зовет первую смену дальше строить социализм… Я вот только не знал, что ваш дядя Иван Ефимович мне земляк.

— Кстати о дяде… Куда он мог подеваться-то, как вы думаете? Может быть, приболел?

— Да нет, мы и дома у него были, и все больницы обзвонили, и в полицию обращались — пустое дело, исчез человек, и все! Если он и приболел, то разве что в Сингапуре — он туда летал временами по выходным.

— Не понимаю, кой черт ему туда понадобилось летать?

— А хрен его знает! Может быть, по поручению посла, может быть, он там на бирже играл, а может быть, у него в Сингапуре что-нибудь амурное завелось. И главное, откуда такие деньжищи — чуть что лететь к чертовой матери, в Сингапур?! Впрочем, ваш дядя был вообще человек скрытный, нелюдимый, непонятный какой-то, он за пять лет так ни с кем и не подружился из посольских, если не считать дворника Кузьмича… — Глухарь хорошо улыбнулся и добавил: — Нет, приятно все-таки поговорить со свежим человечком из России, со здешними да с французами так не потолкуешь, combien ca coute, [5] Сколько стоит ( фр. ). и все!