Ника Созонова - ...Это вовсе не то, что ты думал, но лучше

Меня зовут Росси. Это сокращенное от Рассвет. Так меня называют те, кто сейчас рядом, а раньше, верно, меня именовали по-другому. Родители, которые у меня, конечно же, были, не могли назвать свою дочь Рассветом, им это и в голову бы не пришло. Я была Машей, или Ирой, или Аленой, я уж не помню.

Как-то утром, довольно давно, по обыкновению с трудом разлепив веки и мучаясь от укоров совести, я подумала: а зачем мне помнить то другое время, когда я ходила не в разодранных джинсах и футболке с надписью 'анархия', а в капроновых чулках и бежевом шарфике? Сказано — сделано. Я сосредоточилась на мысли, что не хочу ничего помнить из прошлого, и… забыла. Такой уж у меня организм: что бы я ни приказала ему, всё выполнит. Надо опьянеть — забалдею с глотка пива, а если надо оставаться трезвой, то и бутылка водки не свалит.

Я живу в Питере и порой ловлю себя на желании рассказать кое-что о своей жизни, о нас. Я хочу, чтобы знали не только о питерских домах и дворцах, но и о питерских подвалах, чердаках и крышах, пологих крышах в центре города, залитых горячим солнцем и покрытых коричневой облупившейся краской. Чтобы замечали не только людей, спешащих по своим скучным делам, корпящих в конторах и офисах, но и музыкантов, играющих в подземных переходах. Чтобы не отворачивались брезгливо при виде парней и девчонок, чьи органы проспиртованы насквозь, а вены истерзаны шприцами с героином и амфитаминами. У каждого своя жизнь, и каждый прожигает ее по-своему. Я не прошу делать выводы, что плохо и что хорошо. Лишь надеюсь, что после моего рассказа кто-то взглянет на мой мир чуть-чуть по-другому.

И да поможет мне ветер в этой затее…

Она была одной из первых, с кем я познакомилась и начала общаться в 'Трубе'.

Волосы с рыжинкой, прямые, как соломинки, серые в крапинку глаза. Больше всего меня поражала и цепляла ее улыбка, открытая, детская и какая-то слишком тёплая, что ли. Нетти — профессиональный 'аскер'. Она 'аскает' так легко и непроизвольно, будто дышит или говорит. Я ей благодарна: она научила меня многому а этом непростом деле.

— Нетти, почему ты не живешь дома?

Моя голова покоится на ее коленях. Я жутко хочу спать, но знаю, что делать этого нельзя ни в коем случае.

— А что я там забыла? — задает она встречный вопрос.

— Ну, как же? Ты же питерская. Могла бы, в принципе, хоть изредка и дома мелькнуть.

— Знаешь, когда я там мелькала, меня тут же отправляли в психушку. А там — там мне совершенно не нравилось!

— А с каким диагнозом тебя туда забирали?

— Я не вчитывалась в свою историю болезни. Честно сказать, я в нее даже не заглядывала. Но, знаешь, порезанные вены, наверное, не плохой повод для путешествия на 'Пряжку'.

— А зачем?..

— Сдуру. Маленькая была, влюбилась безответно. А когда поставили на учет — отправляли туда уже просто так. Без повода. Для подстраховки…

— Козлы… Звучит не очень уважительно по отношению к ее родителям, но я и впрямь так считаю. Нетти — самая спокойная, не истеричная, беспроблемная девочка в 'Трубе'. И еще она самая чистенькая и ухоженная среди нашей братии. Волосы всегда вымыты, блестят и благоухают. Это потому, что у нее много каких-то тетушек-бабушек, к кому она всегда может придти — вымыться, вкусно поесть, отоспаться.

Нетти двадцать, она старше меня на четыре года. Поэтому относится покровительственно, как кошка к котенку. Но меня это ничуть не напрягает.

— Солнышко, а зачем мы живём? — Я смотрю на небо, и совсем не нужные, неправильные вопросы зачем-то слетают с моих губ.

— Не знаю, как ты, а я живу, потому что так задумано природой или Создателем. Я дышу, потому что меня этому научили еще до рождения, смеюсь, потому что рядом со мной те люди, которые меня не раздражают и не напрягают. Я думаю, потому что так удобнее общаться. И вообще, что это за вопрос: зачем? Чтобы было кому обо мне вспомнить потом, за чертой, когда я перестану быть кем-то и стану никем. Жизнь — это постоянный диалог, и когда закончатся все заготовленные мной слова, я, наверное, умру.

— Странно… Мне сегодня так хорошо, несмотря на то, что глаза слипаются, а рот только тем и занят, что распахивается в зевке. Почему?

Нетти не отвечает. Снизу, с моего ракурса, у нее круглая, как апельсин, щека в золотистом пушке.

— Пойдём! — Она неожиданно вскакивает, стряхивая мою голову с колен, как ненужный груз.

Я звучно стукаюсь затылком о скамейку и обиженно бурчу:

— Больно же…

— Пойдём, там уже наверняка кто-то есть!

Группа туристов, финнов или немцев, с любопытством уставились на двух девчонок в черных футболках и рваных джинсах, плавно выплывающих из садика перед 'Казанью'.

Мы подползли к метро и устроились на поребрике, под вывеской 'Гомеопатическая аптека'. Тут сидело уже немало наших. По кругу, весело булькая, бродила тёмно-зелёная бутылка портвейна (кажется, 'Три топора'). Разговор тек живой, эмоциональный, прерываемый то и дело выкриками и широкими взмахами рук. Кажется, назревала драка.

Как обычно, в самом центре ее находился Абрек. Ну почему ни одна мало-мальски приличная заварушка не обходится без этого парня, по-обезьяньи обаятельного, похожего на молодого Челентано?.. Впрочем, нет: и обезьяну, и Челентано он напоминает лишь внешне — подвижностью, низкорослостью, живейшей мимикой. Внутри же у него таится хищник — с глазами цвета солнца, просвечивающего сквозь стакан с крепким чаем.

В трезвом виде Абрек (он же Брейки) вполне удобоварим для общения. Но алкоголь или 'травка' полностью срывают у него крышу. Стоит задеть его в таком состоянии, завести — а это совсем не трудно — и он становится похожим на смерч, не управляемый ни изнутри, ни извне. Даже парни в полтора раза выше и в два раза накачанней пасуют перед ним.

Ох, Абрек… Много бы я могла рассказать о нем, но лучше потом.

Вникать в суть возникшей проблемы мне лень. Нетти, по-видимому, тоже. Так как никто из ребят сейчас не играет и делать здесь, в принципе, нечего, мы решаем побродить по Невскому.

Гудят машины. Сверкают под летним жарким солнцем крыши домов. Город дремлет, погруженный в послеполуденную сиесту, а машины и пешеходы — его монотонные сны. Я окунаюсь с головой в его энергию — душную, вязкую. Черпаю ее ладонями и пью, пью, не отрываясь.

— Я очень люблю Питер!!!

Мой крик напугал движущихся по своим продуманным траекториям прохожих. Я толкнула Нетти в бок, и она, поддерживая меня, заорала в свою очередь:

— Я тоже тебя люблю, гранитный город, несмотря на то, что ты самое большое болото в этой долбаной стране!..