Корнель Филипович - День накануне

Но больше всего сил я трачу не на преодоление стен и пропастей, а — смешно сказать! — на борьбу с легким, тонким, воздушным, словно бы тюлевым занавесом, который часто отделяет меня от того, к чему я стремлюсь. Я вижу сквозь него все как будто достаточно отчетливо — и все-таки не совсем ясно. Это меня злит, раздражает, мешает до конца постичь смысл происходящего за ним. Сколько раз я уже обманывался из-за этой дурацкой преграды, которая иногда кажется пустяком, ничтожным огрехом зрения, дымкой на стекле, минутной усталостью глаза, мимолетным видением. Однако невинно она выглядит лишь до тех пор, пока я не попытаюсь ее устранить. Я протягиваю руки и раздвигаю занавес — точно так же, как приоткрываю занавеску на окне, чтобы выглянуть на улицу, — но вместо четкой картины, которую ожидал увидеть, которую уже почти видел, обнаруживаю перед собой еще один занавес, а за ним — еще один, и отнюдь не последний. В конце концов, я мог бы удовлетвориться и этим расплывчатым образом, но какое-то внутреннее убеждение или даже более того — принуждение заставляет меня верить, что я все-таки смогу убрать очередной заслон, что еще минута — и передо мной откроется абсолютно ясная картина, и я не только увижу, но и пойму, и назову всё. Предметы и людей, их удивительные свойства и тайные связи, их формы, движения, жесты, их слова и молчание, их мысли и мечты. Смысл их жизни, существования, бытия.

Так что моя работа — сплошная череда сражений с препятствиями; похоже, их преодоление и есть суть моей профессии. (Иногда мне кажется, я должен сделать что-то еще или что-то другое, иногда — что ничего больше делать не нужно.) Чем неподатливее препятствие, тем важнее мне победить его, ибо все мое внимание и все мысли сосредоточиваются на том, что находится за ним. Никогда в жизни, даже во сне, я не видел такого неба и земли, таких деревьев, скал, животных, никогда не слыхал таких удивительных бесед, которые ведут люди там, по другой стороне. Мне в высшей степени любопытно, о чем они говорят. Толком я их не понимаю, потому что до меня долетают лишь обрывки фраз, но я догадываюсь, что разговор идет о вещах, чрезвычайно для меня важных. Я подозреваю, что те люди знают о мире и жизни гораздо больше нашего, что говорят они об этом свободно и просто, как мы — о делах обыденных. И я мучаюсь в поисках слов и способов, с помощью которых мог бы выразить по крайней мере то, о чем догадываюсь, что предчувствую, — но слова и способы тоже там, по ту сторону.

И я предпринимаю еще одну отчаянную попытку одолеть преграду и переживаю очередную, не знаю уж которую кряду неудачу. У меня опускаются руки, я чувствую, что очень устал. И я отступаю, сдаю позиции, побежденный и павший духом. Но в тот момент, когда рушится последняя надежда и остается только тупо смириться с поражением, препятствие сплошь и рядом поддается само. Я с изумлением вижу, как барьеры внезапно исчезают, стены и скалы рассыпаются, края пропасти смыкаются. Занавес уходит вверх или рассеивается, как туман. Ничто теперь не стоит у меня на пути, я могу идти вперед. Но пространство, куда я сейчас свободно вхожу, уже не то, каким я его видел минуту назад. Все необычное и ценное оказалось перемещенным — если можно так сказать, эвакуированным — куда-то вглубь. Случилось это, пока я бился над препятствием, — благо времени прошло достаточно. Необыкновенные пейзажи свернули, точно декоративные холсты, и увезли. Люди, которые так меня занимали, ушли. И унесли с собой тайну своих дел и предметы своего обихода. Иногда лишь, очень-очень редко, мне удается уловить еще дрожащее в воздухе слово, найти какой-то обрывок, обломок, фрагмент. И это все. Я заканчиваю работу с досадным чувством: ничего я не открыл, все где-то там и осталось. Препятствие только отодвинулось. То, к чему я так стремился, снова скрыто за ним. За новым, очередным препятствием, встающим на моем пути.

Ну, что будем делать? (нем.) (Здесь и далее — прим. перев.).

Кароль Микули (1821–1897) — польский композитор, дирижер, педагог, учился игре на фортепиано у Шопена.

«Школа игры на фортепиано Баера» — немецкий учебник игры на фортепиано, популярный в начале XX века.

Витольд Малцужинский — польский пианист (1914–1977).

«Ночи и дни» — знаменитый роман польской писательницы Марии Домбровской (1889–1965).

Курсивом даны встречающиеся в тексте русские слова.

Курсивом даны встречающиеся в тексте русские слова.

Ты тоже польский бандит? (нем.)

Да! (нем.)

Наконец-то! (нем.)

Канцелярия (от нем. Schreibstube).

Помещение, где проводят время днем (от нем. Tagesraum).

Ты должен поглядеть, всмотреться, сосредоточиться и подумать, обязательно сосредоточиться и подумать (нем.).

Шаблон (от нем. Formstance).

Отлично (нем.).

Вещевой склад (от нем. Efektenkammer).

Что случилось? (нем.)

Юлиан Фалат (1853–1929) — польский художник.