Гор Видал - Эрлинда и мистер Коффин

В результате, когда первая неделя истекла, а вместе с ней и наш так называемый испытательный срок, я предложила им наслаждаться своим гостеприимством бессрочно вскоре жизнь вошла в привычную колею. Мистер Коффин проводил большую часть дня за сбором ракушек (он был коллекционер, как заверяют меня в некоторых надежных инстанциях, открыватель нового вида розовогубой витой раковины), а Эрлинда сидела дома, читая, играя на пианино или болтая со мной о разных пустяках. Она пришлась мне по сердцу, и не только мне, но и моим подругам, вскоре проведавшим, как всегда и бывает, про необычную пару, которую я приветила. Но страхи мои оказались напрасными, что меня слегка удивило, ибо дамы, с которыми я вожу знакомство, не отличаются особенной терпимостью, однако ж, рассказы Эрлинды и ее остренький язычок очаровали их всех. В особенности Марину Хендерсон, которая не только сразу прониклась глубокой личной симпатией к Эрлинде, чего я, признаюсь, никак не ожидала, но и во всеуслышание заявила, что видит в этом ребенке недюжинные драматические способности

— Помяните мое слово, Луиза Крэг, — сказала она мне как-то вечером в гостиной, где мы ждали Эрлинду, поднявшуюся наверх за одним из своих альбомов, — это дитя станет выдающейся актрисой. Вы слышали ее голос?

— Будучи неотлучно при ней вот уже скоро три недели, я едва ли могла его не слышать, — ответила я с легкой язвительностью.

— Я имею в виду тембр. Модуляцию… Просто бархат, я вам говорю!

— Но как она может быть актрисой в этой стране, когда… как бы это выразиться… возможности для человека с ее… внешними данными ограничены редкими и эпизодическими ролями служанок?

— Речь не о том, — сказала Марина, все более горячась, что было ей свойственно, особенно когда ею завладевала очередная идея — в такие минуты она забывала о трудностях и шла напролом, не ведая страха, но теряя всякую рассудительность.

— Быть может, у ребенка и в мыслях нет развивать в себе актерские способности? — высказала предположение я в подспудном порыве предотвратить катастрофу.

— Глупости, — сказала Марина, разглядывая себя в наклонном викторианском зеркале над камином, любуясь своими бесподобными рыжими волосами, менявшими оттенок рыжести от сезона к сезону, от десятилетия к десятилетию, подобно осенним листьям. — Сегодня же с ней поговорю.

— Вы уже что-то для нее присмотрели? Какую-то роль?

— Присмотрела, — сказала Марина лукаво.

— Неужели?..

— Да!

Излишне говорить, что я была в шоке. Вот уже несколько месяцев наш островной город полнился слухами о последней затее Марины — инсценировке старой доброй « Камиллы» , написанной белым стихом и содержащей, быть может, самый яркий сценический образ на моей памяти, предел мечтаний любой актрисы — заглавную роль. Борьба за нее шла нешуточная, но требования к роли были столь высоки, что Марина никак не решалась доверить ее ни одной ведущей актрисе, включая себя.

— Но это немыслимо! — воскликнула я однако вынуждена была прервать свои возражения в связи с появлением Эрлинды, а когда вновь заговорила, худшее совершилось, и Эрлинда Лопез уже была назначена на главную роль в постановке Марины Хендерсон «Камилла» по роману Дюма и сценарию мисс Зои Экинс [4] Имеется в виду роман Дюма-сына «Дама с камелиями» и фильм «Камилла» (1936) с Гретой Гарбо в главной роли, созданный на его основе по сценарию Зои Экинс. .

Думая об этом теперь, я нахожу забавным, с какой готовностью все согласились на то, чтобы Эрлинда перевоплотилась во взрослую белую парижанку, чья личная жизнь была отнюдь не образцом совершенства. На этот счет могу лишь сказать, что те из нас, кто присутствовал на предварительной читке (а я присутствовала), были совершенно потрясены богатством эмоций, с которыми Эрлинда произносила свои самые дерзкие реплики, а также пронзительностью ее голоса, который мистер Хамиш, издатель газеты, окрестил золотистым. То, что ей всего восемь лет и что ростом она не больше метра, никого не смущало, ибо, как сказала Марина, единственное, что имеет значение на сцене — это присутствие, даже в таком театре, как «Театр-в-Яйце», — все остальное дополнят грим и освещение. Оставалась одна загвоздка, связанная с цветом ее кожи, но поскольку городок у нас небольшой и в нем есть свои признанные авторитеты, заведенный порядок не дает права большинству ставить под сомнение решения своих видных представителей, и поскольку Марина находится у нас на особенно высоком счету, никто, насколько я знаю, не рискнул осудить ее смелый выбор. Марина же, будучи нашей самой востребованной актрисой и, безусловно, самой неутомимой, взялась исполнять небольшую роль наперсницы Камиллы Сесилии. Хорошо зная Марину, я была слегка удивлена тем, что она сама отказалась от главной роли, но припомнив все ее обязанности (ведь она, помимо прочего, была еще и директрисой, и авторессой), согласилась, что ей, несомненно, пришлось бы слишком разбрасываться, взвали она на себя еще и эту непосильную ношу.

Мне ничего не известно о том, как проходили репетиции. Меня ни разу на них не пригласили, и хотя я имела некоторое отношение к постановке уже потому, что первой познакомилась с Эрлиндой, приняла это как должное и ни во что не пыталась вмешиваться. Мне говорили, однако, что Эрлинда была бесподобна.

Как-то вечером я сидела в гостиной в обществе мистера Коффина, нашивая кружево на домашнее платье, в котором нашей юной звезде предстояло появиться в первой сцене, как вдруг в комнату вбежала Эрлинда.

— Чем ты встревожена, дитя? — спросила я, но она поспешила уткнуть личико в колени своего опекуна, и отчаянные рыдания сотрясли все ее крошечное тельце.

— Марина! — донесся приглушенный ответ. — Марина Хендерсон — су!..

Даже будучи обескураженной грубостью этого замечания, я не могла в глубине души не признать, что столь безжалостная оценка сути моей старинной подруги не так уж и далека от истины. Тем не менее долг требовал за нее вступиться, что я и сделала, как умела, приведя в пример факты из ее жизни, дабы доводы моей защиты не выглядели голословными. Но еще прежде, чем я дошла до весьма пикантных подробностей о том, как ей удалось женить на себе мистера Хендерсона, на меня обрушился поток оскорблений в адрес моей наистарейшей подруги — горячность, явившаяся, как вскоре выяснилось, результатом их ссоры, возникшей из-за разногласий по поводу трактовки Эрлиндой образа ее персонажа и закончившейся тем, что Марина решила сама исполнять роль Камиллы, поставив Эрлинду перед невозможной дилеммой: либо вообще не участвовать в постановке, либо согласиться на роль Сесилии, еще недавно исполняемой самой авторессой.

Излишне говорить, что на протяжении последующих двадцати четырех часов мы все пребывали в смятении. Эрлинда отказывалась есть и спать. По свидетельству мистера Коффина, она мерила комнату шагами всю ночь — или по крайней мере, ту часть ночи, в течение которой мистер Коффин не пребывал в объятиях Морфея, потому что, проснувшись утром, он застал ее понуро сидящей у окна, измученную и обессиленную, и покрывало на ее раскладушке было нетронутым.