Иосиф Гольман - Ради тебя одной

А еще надо решить вопрос с закупкой новой посуды. И лекарств для медпункта. И подготовить встречу с новыми хозяевами их завода. Она будет теплой – в этом отец Антоний не сомневался, но подготовиться следует хорошо.

В новой жизни у отца Антония было не меньше дел, а может, и больше, чем у Николая Мефодьевича Глинского в прежней.

Мы сидим здесь вторую ночь. И вторую ночь рядом с нами парятся трое крепких ребят-десантников. А в двух километрах отсюда, в лощинке, стоит хорошо замаскированная БМП. Если все получится, мы под прикрытием десантуры уйдем к броне.

Ловушку готовило много народу, что и внушало опасения. И все-таки шансы были. Не этой ночью, так следующей они могут прийти.

Точнее, не могут не прийти. Они воюют за деньги, а местный премьер плюс московский генерал стоят дорого. И информация о времени их приезда уже слита и даже оплачена. Правда, если наша затея удастся, информатора придется выводить из дела. Но это уже компетенция ребят из военной разведки. Наша с Вовчиком задача – точный выстрел.

Я поглаживаю приклад отлично пристрелянной «эсвэдэшки». В случае большого шухера мне даже рекомендовано ее бросить. Значит, операции действительно придают большое значение.

Еще раз прикладываюсь к прибору ночного видения. Вот одинокая сторожка. Именно там, согласно запущенной дезе, наши шишки должны тайком встретиться с очень серьезным полевым командиром, чтобы склонить его на сторону федералов.

Большой Араб не может на это не клюнуть. Он уже всех достал, и, собственно, ради него это все и задумывалось. И ради него мы здесь торчим уже вторую ночь.

– Командир, я их вижу, – шепчет в микрофон Вовчик.

Я тоже их вижу. По меньшей мере пять человек занимают позицию, которую мы для них и приготовили. Потому что она очень удобна: и собственно домик, в котором якобы назначены переговоры, и подходы к нему – как на ладони. А того, что мы с Вовчиком стали самыми большими желудями на двух огромных дубах, они не знают. По крайней мере я очень на это надеюсь.

– Скольких видишь? – спрашиваю Вовчика и снова переключаю рацию на прием.

– Четверых, – шепчет Вовчик.

Я вижу пятерых – у нас разные углы обзора. И вряд ли их намного больше. Большой Араб умен и хитер. Он никогда не ходит крупным стадом. Крупное стадо – хорошая цель для артиллерии и вертолетов. А так укусил – причем только крупную, дорогую дичь – и скрылся. Зарабатывает большие деньги при в общем-то незначительном риске.

Вообще-то арабов здесь побили уже больше двухсот. Это только те, чьи тела «чехи» не сумели утащить. Но настоящие профессионалы, а Большой Араб настоящий профессионал, гибнут крайне редко. Ведь таких, как мы с Вовчиком, – единицы. И конечно, салаги-срочники или алкаши-контрактники просто не в состоянии сражаться с подобными монстрами. Максимум, на что их хватает, – бакшиш на блокпостах собирать.

Вот поэтому мы с Вовчиком в таком большом почете. И наши жизни стоят даже дороже, чем хорошие снайперские винтовки. Шучу, конечно.

– Вот он! – восторженно шепчет Вовчик. – Берешь, командир?

– Мать твою! – не менее восторженно отвечаю я. Он и вправду большой, этот араб. На голову выше остальных. Черты лица в прибор ночного видения не разглядеть, но необычные габариты видны четко. – Работаем! – командую я и всаживаю – с малыми интервалами для восстановления прицела – в Большого Араба пол-обоймы. Три пули вошли в него еще до того, как он упал. Думаю, и две последние тоже не мимо. Это не спорт, здесь лежачих бьют.

«Эсвэдэшка» Вовчика в это время больно кусает остальных. Потом мы чуть не кубарем летим с дубов, причем я все-таки тащу за собой винтовку. Вовчик пыхтит рядом, но вижу, что орудие производства он тоже не бросил. Вот ведь упорный, зараза!

Оставшиеся в живых «чехи» очень точно, несмотря на ночь и кратковременность огневого контакта, поливают наши бывшие «гнезда» огнем из старых «калашей». Толковые ребята! Мгновенно опомнились. Что значит опыт. Тяжелые пули осыпают нас сбитыми ветками и листьями.

Но и мы не лыком шиты: старый знакомец десантник, теперь уже капитан, владеет ручным пулеметом Калашникова не хуже, чем мой бывший беоровский шеф фотоаппаратом: куда смотрит, туда и попадает. Даже за триста метров слышны вопли. Вряд ли это Большой Араб. Надо думать, он уже свое отвопил.

Через двадцать минут мы все – под броней. Без потерь. Мощный дизель заводится с пол-оборота, машиненка лихо выпрыгивает из укрытия, сбрасывая с себя маскировочную дребедень.

А над нами, несмотря на темень, гудят два вертолета. Говорят, сюда пришли машины с боевым комплексом для ночных действий. Модернизированные «Ми-28», а то и даже «Ка-52». Неужто научились работать? Они сопровождают нас все пятнадцать километров оставшейся дороги.

– Нехреново умеете! – оценила наши навыки десантура.

– На триста метров и ребенок сможет, – скромно открещиваемся мы. В этой малой победе главная заслуга – не наша. А разведки, которая за эти годы тоже кое-чему научилась. Если так дальше пойдет, то Большие и Малые Арабы пойдут искать более легкие хлеба – истинные борцы за веру среди них встречаются не так часто.

По кругу пошла фляжка с водкой, выданная чумазым бээмпэшником.

– За победу, командир! – поднимает фляжку Вовчик и прикладывается к ней солидным глотком.

– За победу! – говорю я, когда алюминиевый сосуд доходит до меня.

Мне хорошо. Я снова среди своих.

Я – снайпер, и мне нравятся простые диспозиции: впереди – враг, по бокам – друзья, сзади – Россия. Я – на своем месте.

Я – дома.

Бог торговли ( миф .). В данном контексте – статуя перед входом в ЦМТ.

Технология сбора средств под различные коммерческие и некоммерческие проекты.

Два широко известных рекламных фестиваля.

Бренд для целой группы товаров, часто разнотипных.

Фокус-групповое интервью – метод социологического исследования, не требующий большого количества опрашиваемых. В данном контексте – метод оперативной оценки качества созданных креаторами рекламных материалов.

Бесплатные тележки в Шереметьеве – еще одно доказательство материальности словес: не прошло и месяца с момента написания романа, как в Шереметьеве появились-таки бесплатные тележки…

Зд. шприц ( сленг ).

Начальник оперчасти колонии или тюрьмы ( сленг ).

Завербованный кумом осужденный ( сленг, устар. ).