Татьяна Соломатина - Акушер-ХА! Байки

– Психиатр и не должен замечать. Наша это епархия – акушеров. Наша. Редкость это – послеродовый психоз.

– Конечно, Вася, конечно. Всё уже позади, – начмед положил свою лапищу поверх остермановской. – Всё, Вася, конечно. И это уже закончилось. Позади всё. Позади.

– Да, мужики. Всё, конечно. И это прошло. Позади. А вам за помощь спасибо. Вы меня тогда все очень выручили. И никакими совестями и сослагательными наклонениями я не мучаюсь. Вот она – жизнь. В ней и так бывает. Делаем выводы. Будем внимательнее к пациенткам. И, конечно же, к близким. Но вот я во всей этой истории чего понять не могу… Васька – он всего лишь кот. Даже не собака. Кот. Оставим версию со вселившимся ангелом. Как? Почему? Год удивляюсь, понять не могу…

– Кто их, котов, знает. Не зря же их египтяне почитали священными животными и выносили из огня при пожаре чуть не раньше детей.

– Люсю жалко. Добрая была, хоть и глупая. Ну да ладно. Прах к праху. Я, друг мой, больше никогда не женюсь.

– Вот это правильно! – улыбнулся светило психиатрии. – Стар ты уже, Вася, жениться.

И Вася Остерман больше никогда не женился.

Нашёл себе ровесницу, красивую, стильную и ухоженную, как дочь Шаляпина. Влюбился. Натурально влюбился. Сам от себя не ожидал. Когда не ожидаешь – оно вернее. Рассказал ей всё, как есть: и о раках матки, и о юной жене с послеродовым психозом, и о своей судимости с оправдательным приговором, и о некоторых обстоятельствах, этому сопутствовавших. А она только рассмеялась. Потому что уже трижды замужем была, и от каждого мужа – по ребёнку. Старший сын в Америке, средний – в Австралии, а младшая дочь – в Голландии живёт. Внуков у Васиной избранницы уже не то восемь, не то девять. Так что рожать она не собирается, а даже если бы собралась – то уже не сможет, потому что климакс давным-давно наступил. Так что послеродовый психоз ей уже не грозит. Что же касается онкологии, несчастных случаев, стихийных бедствий и прочих божественных или дьявольских форс-мажоров – так никто не застрахован. И она лично не собирается жить вечно. Зато всегда жила, живёт и впредь собирается жить весело и предпочитает смотреть вперёд с оптимизмом. Как, впрочем, и назад. А также направо и налево. Замуж под семидесятник выходить официально – это уже вообще курам на смех. Хотя Желябужская-Остерман – это было бы забавно.

Конечно, Желябужская была, мягко сказать, немолода. Но что-то в ней было такое… Она была безалаберна, как дитя. И при этом – владела художественной галереей.

Вася Остерман после того, как врачебную ошибку допустил – нижнюю полую вену перевязал, – на пенсию вышел. Да, пусть там топография и нарушена была, и на релапоротомию успели, но всё равно – не дело это, нижние полые вены перевязывать. Надо уходить, пока баланс спасённых и загубленных жизней ещё такой, как надо. Особняк в деревеньке продал, взял свою Желябужскую, своего кота Ваську и свою малолетнюю дочь – и в Италию уехал. Виллу там купил. Небольшую, но с бассейном. И ещё на жизнь осталось.

Многочисленные Остерманы и Желябужские частенько к ним в гости летают. Старший сын Желябужской Васе рояль подарил, потому что тоже большой любитель русских романсов. Теперь они дуэтом поют: «Пью за здравии-е-е Мэ-э-ри! Милой Мэри моей! Ти-и-хо запер я две-е-ери, и один без гостей пью за здравии-и-ие Мэри! Ми-и-илой Мэ-э-эри моей!..» – и далее по тексту Нашего Всего на музыку Даргомыжского. Подарил как раз на пятый Машкин день рождения. Мария Васильевна Остерман очень красивая и жизнерадостная девочка – на Васю похожа. И немножко на кота Ваську – такая же хитрая и самоотверженная.

Как-то рано утром – она поднималась очень рано и будила папу, а не няню – Машка спросила:

– Почему у меня нет мамы?

– Потому что она умерла, – ответил Вася.

– А что значит «умерла»?

– Значит «нырнула». Как в воду. В бассейн, например. Просто иногда человек сам ныряет в бассейн. А иногда его туда сталкивают. С бортика. Вот как у нас, когда гости собираются и дурачатся, помнишь?

– Да. А мама сама умерла-нырнула или её столкнули?

– Столкнули.

– Потому что она дурачилась?

– Да, Мэри.

– И кто её туда столкнул, папочка?

– Я, детка.

– Значит, она уже не просто дурачилась, а хулиганила и мешала другим играть и нырять самим. Или сама толкалась, – серьёзно сказала Машенька Остерман, – ты бы, папочка, никого никуда просто так не толкнул. Я знаю. Ты – хороший!.. Папа…

– Что, детка?

– Ты не скоро… нырнёшь?

– Нет, Мэри. Ты успеешь выучить несколько языков, вырасти и стать красавицей.

– А как я узнаю, что ты нырнул?

– Тебе позвонят и скажут, что папочка уснул и не проснулся.

– Почему позвонят?

– Потому что ты вырастешь, станешь красавицей и уедешь учиться в большой город. Все девочки, когда вырастают в красавиц, должны хотя бы ненадолго уехать в большой город. Им вовсе не обязательно сидеть в папиной спальне и ждать, когда же он уже наконец не проснётся.

– Папочка, я не хочу в большой город!

– И это правильно. Сейчас не хочешь. Потому что все желания приходят своевременно.

– А Желябужская?

– Желябужская уже не хочет в большой город. А ты ещё . Это и называется своевременностью.

– Нет, я про то, что Желябужская тоже нырнёт? А няня моя когда нырнёт?

– Мэри, конечно, все нырнут, когда захотят. Своевременно. Не надо об этом думать. Надо просто жить. Парить. Пить сок. Есть манную кашу.

– Терпеть не люблю манную кашу!

– Терпеть манную кашу не надо. Её надо есть. Пока она тёплая. То есть…

– Своевременно? – Маша была очень сообразительной девочкой. И настоящей папиной дочкой. Все настоящие папины дочки – пять им или семьдесят пять – всегда соглашаются с папами, даже если не совсем понимают, о чём папы говорят. – А Васька, папочка, а Васька? Тоже нырнёт-уснёт, когда захочет или когда его столкнут? – вернулась она к тревожащей её теме.

– Его уже сталкивали, и он вынырнул. Так что, уверен – Васька нырнёт, когда захочет.

– Нянька мне говорила, что коты не умеют плавать.

– Дура она, прости господи. Коты умеют плавать. Они даже рыбу умеют ловить.

– Папа, а слово «дура» говорить нельзя. Оно оскорбительное. Мне Желябужская сказала.

– Говорить нельзя, а знать надо.

– Папочка, а всем людям снятся сны?

– Всем, деткам.

– А котам?

– Я не знаю, детка.

– Папочка, а почему у меня братья и сёстры все такие старые…

– У тебя и папа старый!

– Нет. Ты не старый. Ты – красивый! И я тебя очень люблю! Я тебя так люблю, что если тебя кто-то обидит, я его…

– Мэри, а пошли пускать кораблики! – перебил её Вася. Он очень не хотел хоть когда-нибудь услышать от своей дочери это слово… Хотя, конечно, маленькая девочка наверняка хотела сказать: «стукну», или «накажу», или «проучу». Но мало ли… Не надо. Лучше не надо. Пока не надо… А что потом? Какая разница. Не надо об этом думать. Это несвоевременно.