Хуан Гойтисоло - Наследие поколения 1898 года

В недавно вышедшей из печати посмертной книге очерков «Поэзия и литература» Сернуда пишет о поэтах и прозаиках — представителях модернизма и поколения 1898 года: «Прошло более полувека с тех пор, как увидели свет первые книги упомянутых писателей, и между ними и испанским обществом разверзлась пучина кровавых, ужасных событий последней (пока еще последней) гражданской войны. Окидывая взглядом жизнь этих писателей во всей ее трагической перспективе, мы можем сегодня судить о том, как воспринималось современниками их творчество до войны и после нее. Случай для испанской литературы исключительный: творчество всех этих писателей в целом всегда вызывало и продолжает вызывать одни лишь хвалебные отклики, надо сказать, достаточно опрометчивые, ибо никто не пожелал задуматься над тем, что в пословице, предостерегающей нас: „Не все то золото, что блестит“, может содержаться доля истины. Истины, которую по всей видимости, подтвердит беспристрастное изучение наследия некоторых из этих писателей, где явного блеска золота не наблюдается (речь здесь не идет, разумеется, о произведениях Ортеги-и-Гассета или X. Р. Хименеса)… Да и мало сказать „хвалебные отклики“, уместнее было бы говорить о „восхищении“ и даже о „преклонении“, намекая на лавры, которыми беспрестанно венчают представителей модернизма и поколения 1898 года читатели и критики. Несмотря на то, что никого из них, за исключением Асорина, уж нет в живых, а их эпоха и время, описываемое ими в своих произведениях, давно отошли в прошлое, до сих пор нет никаких признаков той неизбежной, вполне естественно следующей за первой реакцией читателей историко-эстетической переоценки ценностей, которая в конце концов приводит к забвению писателей и произведений, не принадлежащих уже нашему обществу, нашему времени (не будем здесь упоминать о других, более субъективных причинах и механизмах подобных переоценок). Ничего похожего у нас не наблюдается: налицо по-прежнему одно лишь всеобщее преклонение» [1] «Poesía y Literatura», Biblioteca Breve Seix Barral. Barselona, 1965, 242. — Прим. автора. . Прошу извинить меня за столь пространную цитату — она вызвана тем, что наблюдение, сделанное Сернудой, равно как и сам феномен, подмеченный им, имеют для нас большое значение. Безраздельное поклонение, которым окружены сегодня фигуры представителей модернизма и поколения 1898 года, в конечном итоге не только является неоправданным, но и оказывает неблаготворное, парализующее воздействие на критический анализ, следующий, как правило, за появлением и утверждением нового поколения писателей с проблемами, стремлениями и заботами, отличными от тех, что волновали их предшественников. Вокруг этих фигур — как вполне понятный ответ на атаки допотопной, но еще очень активной испанской реакции — создался настоящий религиозный культ: целая плеяда божеств, полубожеств и святых занимает в нашей скудной, убогой культурной жизни господствующие позиции. Слово «учителей» имеет силу закона, а интеллектуальная задача последователей (или, точнее, «эпигонов» и «инквизиторов») все больше сводится к простому комментированию и распространению священных текстов. Всякое отклонение превращается ipso facto [2] Здесь: само собой, неизбежно (лат.). в ересь, всякая критика — в свяготатство [3] Несколько лет тому назад, в ответ на юношескую статью автора этих строк — весьма эмоциональную к необдуманную, где не предпринималось ни малейших попыток ограничить круг претензий, которые предъявлял он тогда писателям своего поколения, — один из таких последователей, обиженный на критические замечания по поводу эстетических идей некоего «неприкосновенного», неожиданно с присущей ему неуклюжестью и забавной наивностью сослался на таинственные восточные предзнаменования и — держитесь, читатель, — коммуны Мао Цзэдуна! — Прим. автора. . Догматизм и конформизм в области политико-социальной, насаждаемые правящим режимом в течение двадцати пяти лет, привели к возникновению среди большей части оппозиции как бы зеркально отраженных догматизма и конформизма в области интеллектуальной. И результат сегодня налицо: никогда еще, начиная с XVIII века, испанская критика не представляла собой столь жалкого зрелища, не была столь робкой и скудной; никогда не звучало у нас так много перепевов и повторений старого — и так мало голосов самобытных; никогда еще не наблюдалось так много напускной уверенности — и так мало истинной страсти, так много эрудиции — и так мало изобретательности, так много божеств, полубожеств и святых — и так мало идей новаторских, смелых; так много уважения к писателям и их произведениям — и так мало писателей и произведений, действительно заслуживающих уважения.

Корни этой противоестественной ситуации необходимо искать в исторических невзгодах, выпавших на нашу долю. Позорные и вместе с тем трагические события гражданской войны привели к созданию в духовной жизни испанского общества своеобразного вакуума, явившегося закономерным следствием эмиграции из страны большей части интеллигенции тех поколений, которые сформировались в годы диктатуры Примо де Риверы и Второй республики. Всех их объединяло неприятие ценностей модернизма и поколения 1898 года, критическое к ним отношение, проистекавшее из различий во взглядах на жизнь вообще и на литературу в частности.

(Поэты поколения 1925 года [4] В литературоведении более устоявшимся является определение этой труппы поэтов как поколения 1927 года, поскольку впервые с цельной эстетической программой они выступили в 1927 году в связи с торжествами в честь трехсотлетия со дня смерти Гонгоры, которого считали своим учителем. — самая талантливая плеяда поэтов за всю историю испанской литературы со времен Золотого века — полностью избежали влияния Унамуно и, несмотря на все уважение к Мачадо, испытали лишь незначительное влияние последнего. Воспитанные на культе «чистой поэзии» X. Р. Хименеса, они постепенно отходят от нее в 30-е годы: Альберти — проникнувшись боевым революционным духом, Салинас — после публикации «Тебе поющего голоса», Сернуда и Лорка — в поисках нового поэтического кредо, отличного от того, которое было у Хименеса и Ортеги. Отход от «чистой поэзии» Гильена и Алейсандре относится уже к послевоенному периоду.) Вакуум этот пытались заполнить те, кто остался в Испании, что, как мы увидим, привело — в качестве реакции на бескультурье, насаждавшееся официальными кругами в те годы, — к несколько искусственному преклонению перед представителями 1898 года (несмотря на малозаметную, более чем скромную роль, которую играло большинство из них в мрачный период с 1936 по 1939 год).