Сергей Чихачев - КУНСТ (не было кино). Роман с приложениями

В ответ Виталий Медведев прислушался к чему-то далёкому. В тишине московской окраины послышался гул машин. Медведев вытащил из кармана предмет, показавшийся Сашке странного цвета пистолетом.

«Будет лучше, если меня убьют, – буднично сообщил Медведев. – Тогда я соединюсь с ней. Сейчас убьют… Не волнуйся…» Он успокаивал неизвестно кого, а на шоссе тем временем показались первые машины охраны кортежа генерального секретаря, возвращавшегося с церемонии. Медведев сделал два шага к обочине и поднял странный пистолет…

Офицеры «девятки» – Девятого управления – своё дело знали чётко. Машины не сбавили скорость. Один за другим грохнули выстрелы. Медведев мотнулся из стороны в сторону и упал навзничь.

Сашка устало преодолел расстояние до тела несчастного убийцы. Рядом с ним лежал обычный бежево-серый фен. Офицеры «девятки» не обязаны были присматриваться. Они обязаны были стрелять на поражение.

<���А зелёная темнота обязана была превратиться в свет…>

Я закончил читать и какое-то время ещё не отрывал пустой взгляд от страницы, пялясь на чистые поля и выигрывая время. Это был кошмар. И он подкрался незаметно. Николай обыграл меня вчистую. Я только что прочёл синопсис, каких я читаю по два в день. Он был оформлен так, что его можно читать. Тут были непременные менты. Здесь были жестокие убийства. Имелось традиционное для подобных ментовских жанров изнасилование – слава богу, кажется, одно. Страницы были буквально пропитаны ненастоящим ужасом и невсамделишной кровью. Это было то, чем мы занимались. Звонкий молоток отчаяния в моей голове отчётливо выстукивал: «Это придётся делать». Я не мог отказать Николаю Первому. У меня не было ни малейшего повода. Я обязан был написать рецензию, доложить шефу, а потом садиться и превращать эту кровавую кашу в сценарий. Только затем, чтобы обогатить сокровищницу отечественных сериалов ещё одной кровопускалкой.

Я поднял глаза, и только смятённое состояние помешало мне удивиться по-настоящему. Николай Первый изменился. Он сидел на стуле так напряжённо, как будто собирался вскочить и разорвать мне горло. Его глаза превратились в два маленьких алмазных буравчика. Его щёки словно поджались, а борцовские уши слегка налились кровью. Я непонимающе моргнул.

– А у вас откуда вот это? – тихим, словно придушенным голосом жёстко произнёс Николай.

Я перевёл взгляд и увидел в его руках розовую папочку Николая Второго, «Спасти Стивена Спилберга», которую я, войдя, небрежно бросил на стол.

– Это синопсис, Николай. Мне его принёс автор. – И тут у меня внутри шевельнулось некое подобие злости. В конце концов, какого хрена этот хмырь чувствует себя в моём закутке хозяином? Не полагает ли он, что знакомство со Степаном Арутюновичем позволяет ему рыться в бумажках на моём столе?! – Не читайте это, пожалуйста. – И я мягко взял из его рук папку и положил её обратно на стол. – Есть политика конфиденциальности, которая в нашей компании не нарушается. Никто не должен читать… эээ… то, что нам приносят.

– То есть это вам принесли? – непонимающе переспросил Николай.

– Естественно. Это синопсис, я же вам сказал. А что?

– Политика конфиденциальности… – вслед за мной пробормотал Николай Первый, как будто слегка расслабляясь и уходя мыслями в себя. – То есть это читаете только вы и больше никто?

От логических умозаключений гостя, выраженных в бесчисленных «то есть», я разозлился окончательно.

– Да, Николай. Только я. Это, кстати, касается и тех материалов, которые приносят… эээ… другие авторы. Давайте поговорим о «Белом маяке…».

У меня был маленький последний шанс. Я собирался спросить, как и где он за ночь раздобыл готовый синопсис. Проверить, действительно ли он понимает значения слов «монохромный», «флешбэк» и «реминисценция», и вывести самозванца на чистую воду.

Однако разоблачение не удалось. Николай Первый только выслушал моё пропитанное тоской вступление о том, что после рецензирования этот синопсис можно показывать шефу, невнимательно отказался оставить его мне и написать на титульном листе телефон для связи, а дальнейшим разговором манкировал, встав и быстро попрощавшись.

Состояние, в котором я оказался после ухода Николая Первого, видимо и обозначается в исследованиях сексуальных расстройств словом «фрустрация». Я не успел даже толком открыть рот, как пришлось его захлопнуть. Передо мной в жару поставили последнюю запотевшую бутылочку пива, но она упала и разбилась. В центральном круге футбольного поля я настроился отдать первый в матче пас, но перед свистком на стадионе выключили свет.

Я чувствовал себя как последний мудак.

В таком вот слегка опрелом с точки зрения души состоянии я и убежал с работы, не дожидаясь обеда. Степана Арутюновича не было, рассказать ему о свалившейся на нас беде, то есть радости – синопсис его товарища подходит как нельзя лучше, – я не мог. После разговора с Николаем Первым вид я принял столь деловитый, что Анжела аж всполошилась, когда я, быстро перебирая ногами и решительно наклонив туловище вперёд, проносился мимо её двери. На вздорные вопросы вдогонку я отвечал туманно и с достоинством, чтобы никто не сомневался, что повод уйти у меня есть.

Конечно, у меня был повод. Я ведь вчера так и не попал к врачу. Я вообще негодую, когда думаю про современные ЗППП. Когда я был моложе и неразборчивее – всё было проще. Вот раньше, например, в обиходе был триппер. Простой и честный. Походишь на уколы – и его как рукой снимает. Или вот сифилис был. Тут главное момент не пропустить. Если не пропустил – походишь на уколы, и его та же рука вслед за триппером божески убирает. А сейчас что, я вас спрашиваю? Сейчас уже никто и не понимает, что такое архиерейский насморк. Им новомодную микоплазму подавай. Или хламидиоз. Нет, я, конечно, знаю, где я их подцепил, эти самые хламидии. Но ведь про них раньше и слыхом никто не слыхивал! Раньше в мужском коллективе признаться, что ты на винт хламидий намотал, – это ж засмеют. И главное – оно еле лечится. Раз двадцать получишь в задницу набор крайне мучительных уколов – и о том стародавнем триппере, от которого сейчас один укольчик всего спасает, вспомнишь с ностальгической слезой.

Качественные, то есть раскрученные, то есть дорогие, то есть гарантирующие излечение, понимающие венерологи, которым ты только и доверишь свой иззудевшийся фалл, почему-то практикуют в центре Москвы. Видимо, это входит в комплексную программу отучения населения от манеры страдать подобными заболеваниями. Нет чтобы на окраине практиковать, в бараках, где позор пациента (да и врача, кстати, – что за доблесть в этой части тела копаться?!) никто не видит. Нет, они, суки, сядут на Неглинке где-нибудь, на бульварах, на Маросеечке, у Садового, да ещё и щит рекламный повесят над входом, размером сто на пятьсот метров: «ВЕНЕРОЛОГИЯ ЗА ОДИН ДЕНЬ! ИЗБАВЛЕНИЕ ОТ ГЕМОРРОЯ И НЕВСТАНИХИ!» И вот под такой щит ты изволь войти, в дверь с табличкой «Андрология. Венерология. Анонимно», сопровождаемый тысячами, как мне каждый раз кажется, злорадных взглядов граждан, которые вмиг уверяются, что ты – больной триппером геморройный импотент. Идеал мужчины.