Владимир Киселёв - Весёлый Роман

— Не знаю.

— Смерть за измену своим. Посунуть дудку?

— Не слышал.

— Украсть оружие. Потварить?

— Не знаю.

— Изнасиловать. Рвать когти?

— Смотаться?

— Верно. Где ты это слышал?

— Гонщики говорят.

— Понятно. А что значит сесть на иглу?

— Не знаю.

— «Хиппи» эти сели на иглу. Стать наркоманом. Срисовать с фронта?

— Не знаю.

— Узнать с первого взгляда. Ну а стукач ты, конечно, слы­шал?

— Слышал.

— От кого?

— Я сам так говорю.

Виктор посмотрел на меня быстро и искоса.

— А флейш слышал?

— Нет. Что это значит?

— Сотрудник угрозыска. Хрусты?

— Деньги.

— На заводе называют деньги хрустами?

— Нет. По-моему, больше таксисты.

— Шмон?

— Обыск. Это слово все знают.

— А юрсы?

— Не слышал.

— Нары или просто камера, в которой спит арестованный. — Виктор просмотрел свои записи, что-то добавил. — В общем, спасибо. Правда, может, мне еще раз придется к тебе с этим обратиться. Как ты?

— Да, пожалуйста, — сказал я. — Только мне непонятно, какой в этом смысл? И можно ли это вообще назвать языком?

— Выходит, можно, — ответил Виктор, — раз он служит средством общения. В этом языке нет таких высоких понятий, как совесть, общественные интересы, борьба за мир, проник­новение человека в космос. Нет в нем и отвлеченных понятий, абстракций. Он предельно конкретен, потому что создан при­митивными негодяями, насильниками и убийцами. Но некоторые слова из него стали проникать в обыкновенный человеческий язык. И это скверно. Вместе со словами всегда проникают и понятия. А это понятия циничных и безжалостных гадов.

Мне представилось авторское свидетельство так, словно я его держу в руках. С цветной ленточкой, прихваченной красной печатью. Я знал на память и адрес: Москва, Большой Черкас­ский переулок, два дробь шесть, Комитет по делам изобрете­ний и открытий при Совете Министров СССР. В комоде лежа­ло батино авторское свидетельство. За самоцентрующийся пат­рон, который позволяет сверлить отверстия без предваритель­ной разметки.

— В чем вся загвоздка с этими автобусами? — говорил я Николаю. — Я проверял: они ходят по городу со скоростью до шестидесяти километров. Все задержки на остановках. Пока лю­ди войдут и выйдут. И у меня идея. Сделать вдоль всего кузова одну дверь. Понимаешь, подъемную, чтоб она вдвигалась в кры­шу. Крышу можно сделать из двух слоев металла или даже пластика, с промежутком между ними. Для этой двери. Скамьи только по одной стороне против входа. Для стариков и детей. Остальные могут постоять. Больше поместится.

— Интересно, — сказал Николай.

— Автобус будет меньше задерживаться на остановках. Я посчитал. Выходит, раза в два быстрей. И колеса нужно по­ставить по-другому. Ромбом. Одно впереди, два по бокам и одно сзади. Автобус сможет разворачиваться на месте. Будет лучше вписываться в узкие улицы. Сократится пробег. Попро­буем?

— Попробовать, конечно, стоит, — улыбнулся своей винова­той улыбкой Николай. — Только тебе одному. Ты в этом лучше разбираешься, а у меня своей работы… То есть идея, по-мое­му, очень интересная. Особенно насчет двери. Колеса ромбом — я не очень разбираюсь в этом, — но, по-моему, уменьшат устой­чивость.

— Площадь опоры будет та же самая, — возразил я. — И центр тяжести…

— Дело тут не только в площади опоры… Ну, в общем, те­бе самому в этом надо разобраться.

Цветная ленточка на авторском свидетельстве, которая мне только что так ярко представилась, сразу померкла. Я не сумею все это сам сконструировать. Я могу пока только идею выдви­нуть.

После работы я затащил к нам Николая. Мне очень хоте­лось привлечь его к соавторству. Но вот не получилось.

— Ты не обижайся, — сказал Николай. — Дело это, по-мое­му, вполне стоящее. Просто я занят сейчас совсем другим.

Николай рассказал, что весь их академический институт по­мешался на серендипити. Я узнал еще одно жаргонное слово. Но уже из языка ученых. Открытие в науке можно сделать тремя путями: в результате обдуманных, заранее запланиро­ванных исследований, путем «проб и ошибок», как чаще всего и бывает, или в результате серендипити, когда происходит слу­чайное открытие, мгновенное озарение.

По словам Николая, название «серендипити» произошло от цейлонской сказки о принцах Серендипа. Так когда-то называл­ся Цейлон. В сказке говорилось, что эти принцы имели способ­ность совершенно случайно делать важные открытия. Ну, на­пример, искать одно, а находить совсем другое, более важное и нужное.

— Компьютеры наши работают, — говорил Николай, — эксперименты проводятся… Но нужны новые, самобытные идеи, нужны новые теории. А мы только экспериментируем.

Николай рассказал ходившую у них по институту шуточку о разнице между теоретиком и экспериментатором.

Экспериментатор ловит муху, сажает ее на стол и говорит: «Лети!» Муха летит. Экспериментатор записывает в свой жур­нал: «Такого-то числа, в такое-то время я сказал мухе «лети!», и она улетела». Затем он снова ловит муху, обрывает ей кры­лышки, сажает на стол и говорит: «Лети!» Муха не улетает. Тог­да экспериментатор записывает в свой журнал: «Такого-то чис­ла, в такое-то время муха в результате того, что у нее были удалены крылья, перестала слышать».

— И так как наши эксперименты кое в чем похожи на эту историю, — говорил Николай, — целый институт ведет свою пла­новую и производственную работу и одновременно ждет се­рендипити.

Я пошел проводить Николая. Когда я вернулся, батя уже был дома. Он сегодня ходил на сессию. Он депутат горсовета. Сей­час они с мамой сидели перед телевизором.

Показывали концерт. Выступал ансамбль Вирского. И батя и мама от «Гопака» не отрывали глаз. Удивительный танец. Трудно усидеть на месте. Особенно, когда — есть там такой тан­цор с усиками, — когда он чешет вприсядку, сложив руки на груди. Совершенно непонятно, как он держится. Вроде состоя­ние невесомости.

Однако, когда начался «Ползунок», батя потянулся выклю­чить телевизор, оглянулся на меня, смутился, покраснел — батя вообще легко краснеет — и ушел на кухню. Ему было против­но смотреть, как танцоры изображали людей, которые все де­лают ползком, не разгибаясь. Непонятно, к чему такой танец.

— Рома, — позвал меня батя.

Я пошел на кухню. Мама за мной. Батя сидел за кухонным столиком и медленно поворачивал в ладонях недопитый стакан чая. Мама стала у двери, оперлась спиной о косяк.

— Кто такой этот Троян? — не поднимая головы, спросил батя. — Что он делает на заводе?

— Работает, — ответил я настороженно. — От Академии наук. Занимается автооператором на бесконтактных логических элементах.

— Так… А ты его знаешь?.. Кто его отец? Кто мать?

— Не знаю. Он живет с теткой.