Андрей Рубанов - Психодел

Свободная касса!

Конечно, никому не понравится, если его пожирают. Когда мышка бежит от кошки, ей это не по душе. Но мышка не встает в позу, не задвигает красивых речей, не подбивает собратьев создать милицию для защиты от котов. Науке такие случаи неизвестны. А люди сами себя путают и обманывают. «Все равны», «никто не круче» – что за демагогия? Разумеется, никто не круче. Кот тоже не считает себя крутым, он просто догоняет мышь – и жрет.

– В Москву? – спросил таксист.

– Да, – сказал Кирилл. – В Люблино. Дальше я покажу.

Шофер шмыгнул носом.

– То есть, это сколько денег будет?

Он был крупный, бесформенный мужчина, примерно ровесник Кирилла, и он совершенно не боялся Кирилла, и это не нравилось Кириллу. Ты везешь, я оплачиваю – разве мы на равных? Однако рыхлое, натужно сопящее существо с животом и золотым зубом с самого начала пыталось говорить Кириллу «ты» и непрерывно курило дешевые сигареты.

– Столько же и будет, – сказал Кирилл, зевнул и – едва машина заскрипела колесами по плотному снегу проселка – сделал вид, что задремал.

Он не водил машину и своей не имел. С конца восьмидесятых, когда у него появились первые деньги, – ездил на такси. Шоферюги его забавляли, он их любил. Кирилл Кораблик – тогда еще юный фельдшер скорой помощи, скромный продавец димедрола – застал старое поколение столичных таксистов. Зубры, выжиги, романтики, они были неистощимы на истории о тайной ночной жизни большого города. При коммунистах на такси катались представители тончайшей прослойки обеспеченных граждан: богема, профессора-академики, генералы, уголовнички, лихая публика с длинным северным рублем, моряки, летчики и прочие неординарные люди. Потом – спустя несколько лет, когда Союз Советских почил в бозе, – кое-кто из профессоров и летчиков уже сам вовсю крутил баранку, но так было еще интереснее. Выходишь на дорогу, поднимаешь руку, садишься в поцарапанную тачку и знакомишься с лауреатом Ленинской премии, или народным артистом, или знатоком санскрита.

Теперь всё иначе. В такси идет либо закоренелый неудачник, либо мальчишка, приехавший с Кавказа. Хлеб шофера тяжел, крутить баранку хорошо по молодости, пока идет поиск более спокойной и денежной работы; кто не сбежал вовремя – тот пропал.

Спать действительно хотелось, вокруг всё спало, скользили мимо белые обочины, белые поля, белые крыши, зима, утром было минус девятнадцать, ничего не хотелось, кроме как залезть в теплую берлогу и дремать. Кирилл пожалел, что не взял с собой фляжку с коньяком, но потом вспомнил, что врач запретил пить коньяк на морозе: сосуды сыграют, и организм подведет в самый неподходящий момент.

Зимой нельзя делать дела. Мудрые предки зимой дела не делали, сидели по домам, у печки. Организм не хочет работать зимой. Он даже коньяка не хочет. Разве что самую малость. А его, организма, владелец, Кирилл Кораблик, делает дела круглогодично, без пауз и перерывов. Надо же питаться. Нападать, хватать, проглатывать.

– Жрать охота, – сказал шофер и выругался.

Кирилл сделал вид, что очнулся.

– Да, – сказал он. – Это точно. Жрать охота. Здесь направо. Ты хорошо сказал. Пора пожрать. На том светофоре – налево.

Он попросил остановить возле двухэтажного здания районного отдела внутренних дел, вздохнул и достал волшебную красную ксиву.

– Документы давай.

Лицо шоферюги пошло пятнами, нос побелел, сильно выступили фиолетовые склеротические сосуды. Несчастный вытащил засаленный бумажник. Кирилл заглянул, извлек деньги, швырнул на колени примолкшего бедолаги. Всмотрелся в водительское удостоверение.

– Юрий Алексеевич, – вслух прочитал он. – Ага. Как у Гагарина. Слушай сюда, Юрий Алексеевич. Я оперативный работник, провожу оперативно-следственное мероприятие. Вчера ночью совершено убийство, есть свидетель, он запомнил машину. Такси, как у тебя. Синяя девятка, сверху оранжевые «шашечки».

Он сунул бумажник таксиста в свой карман.

– Командир! – вскричал бедолага. – Ты что? Да я... Да как... Какое убийство? Я вчера вечером дома сидел! Водку пил! Новый год же! У меня жена, она подтвердит! У меня дочка, и зять, и мать старая! И вторая дочка, с хахалем! Мы все сидели, водку пили! Все подтвердят, когда проспятся!

– Разберемся, – ответил Кирилл. – Сиди здесь, я сейчас вернусь.

Он вышел из машины и быстрым шагом направился к дверям отделения; оказавшись внутри, изобразил законопослушную улыбку и постучал в стекло дежурного.

– Здравия желаю, товарищ сержант. А где тут можно узнать насчет разрешения на охотничье оружие?

– Восьмой кабинет, – сказал сержант. – Только там никого нет. Выходной день. В следующий вторник, с десяти часов.

– Понял, – сказал Кирилл. – А может, пораньше прийти? Наверняка народу много будет, я очередь займу...

– Очереди не будет, – сказал сержант. – Тут вам не мавзолей. В следующий вторник, с десяти часов. Еще вопросы?

– А как имя-отчество? Ну, того сотрудника, кто разрешения оформляет?

– Придете – и познакомитесь. В следующий вторник, с десяти часов.

Кирилл сердечно поблагодарил и вышел, не забыв стереть с лица улыбку.

Таксист, разумеется, кому-то телефонировал – вернее, пытался дозвониться, приятелям или жене, но в середине дня первого января все его приятели и домочадцы, разумеется, беспробудно спали. Две дочки, зять, хахаль дочки, старенькая мама и жена наверняка живут все вместе, а он у них вроде кормильца. Силою воли рванул рано утром копейку заколачивать.

Кирилл распахнул дверь, наклонился.

– Пойдем. Оформляться будем. Машину вон там пока поставь, мы ее потом сами во двор перегоним.

– Начальник, – страстно прошептал таксист, – сядь на минуту! Умоляю по-братски!

Кирилл сплюнул, сел, захлопнул дверь.

– Чего хочешь?

– Не губи, – сказал таксист. – Это не я, отвечаю. Я водку пил, у меня свидетели есть. Только зря со мной провозитесь. Отпусти, от греха. Вот мне еще не хватало, первого января в милицию попасть... Забери деньги и отпусти. На вот, пять тыщ тут... Почти...

Кирилл вздохнул. Лишние пять тысяч рублей еще никому не повредили, но мараться и рисковать ради ста пятидесяти долларов глупо. Для отца двоих дочерей это большая сумма, по роже видно. Потом всем расскажет, у кого-то могут быть знакомые или знакомые знакомых, именно в этом РОВД, таксист запомнил его в лицо, вдруг захочет вернуть свои кровные...

Он вернул несчастному бумажник. Сухо велел:

– Деньги свои оставь себе. Я офицер, мараться не люблю. Но мои – верни. Там было три бумажки по пятьсот рублей. Служебные. Мне за них отчитываться. И через минуту чтоб я тебя тут не видел. Гуляй пока. Завтра-послезавтра вызовем повесткой.

Крупно дрожа, таксист протянул купюры.

– Езжай домой, – сказал Кирилл. – Пожри чего-нибудь. А то тебя кто-нибудь сожрет.