Генри Саттон - Детские шалости

С момента звонка Ким прошло полторы недели, включая, естественно, очередной уикенд, когда Марк возил Николь и Джемму на картинг [5] Картинг — соревнования на маленьких спортивных автомобилях на трассе со сложной конфигурацией, отличающейся большим числом поворотов. на весь день в Бродлэнд, недалеко от того места, где он жил с Лили, и с Ким, и с ее мальчиками Сином и Джейком. Он по-прежнему продолжает мастерить кухню для подруги Николь, но сейчас он переключился на стеллажи для гостиной. Марк часто замечает, что как только он принимается за какую-то определенную работу, как только он, со всем своим пылом, углубляется в нее, повсюду оставляя пыль и обрезки, запах жженого дерева и поливинилацетата, как тут же он получает вдобавок пару-тройку небольших заказов, люди просят его смастерить вещи, которые, возможно, планируют приобрести годами. И они говорят, это потому, что они научились мириться с бардаком, они не думают, что какая-то мелочь сможет что-то изменить. В случае с подругой Николь ему пришлось начать со стеллажей для ниш, а закончить подгонкой нижней полки шкафа, на которую Лорейн хочет поставить телевизор и кабельный приемник ITV [6] ITV — Независимое телевидение — одна из двух крупных телевизионных сетей Великобритании; объединяет 15 коммерческих телекомпаний, ведущих передачи на различные районы страны; получает доходы от демонстрации рекламных материалов промышленных и торговых компаний, реже — государственных учреждений; абонементной платы с телезрителей не взимает. .

То, с чем изначально он собирался расправиться за неделю, теперь может легко растянуться на две или три недели работы. Однако Марк всегда готов принять от клиента сверхурочные комиссионные, в отличие от многих знакомых плотников. Он не хочет, чтобы люди думали, что он ими пользуется, особенно если это касается его друзей и семьи.

Забыв о том, что он делает в данный момент — а он приделывал доску к задней части алькова, забыв об этой душной обстановке, он задумывается, помнит ли теперь Лили хоть что-нибудь об их жизни в том старом доме. Он пытается вспомнить хоть что-то о своей собственной жизни, когда ему было три года от роду, чтобы понять, как много может помнить человек из этого возраста, и быстро приходит к выводу, что Лили была слишком мала, чтобы многое запомнить.

Им повезло с приобретением этого дома, впрочем, Ким хорошо умела разбираться с системой, у нее всегда превосходно получалось выжать как можно больше выгоды и денег из социальных служб — у нее также превосходно получилось добиться в суде запрета на свидания. И вот за короткое время она сумела отхватить себе дом с тремя спальнями, оставшийся от совета 1950-х годов, а затем перешедший к домовладельческой ассоциации, в этом загаженном тупике, на окраине маленького городка неподалеку от одного из крупных Норфолкских озер, в нескольких милях от мегаполиса. Марк помнит, что именно в таком доме хотела жить Ким, потому что задней частью он выходил на поля, и она думала, что это будет точно так же, как жить в деревне. В тот момент, когда она это решила, она хотела жить вдали от всего мира — «вдали ото всех», говаривала она, хотя, что характерно, с ее стороны это было абсолютно непрактично, потому что у нее было двое маленьких детей, и она была беременна Лили и даже не могла водить машину.

Она любила выходить по вечерам в город, да, Марк припоминает — на самом деле она ненавидела истинное уединение. Вряд ли он еще в своей жизни встречал женщину, которая так же сильно любила бы шататься по городским барам и клубам, снимать мужиков — до того, как он начал на всякий случай ходить вместе с ней, присматривать за ней, он вполне уверен, что она снимала мужиков даже тогда, когда они все еще были женаты. Он больше чем уверен, у него есть доказательства.

Он возвращается в реальность, он замер с рулеткой и карандашом в руке, осознав, что на самом деле его занимает один вопрос: что именно рассказывала Ким его дочери об этом доме. Сказала ли она Лили, что ей досталась самая маленькая спальня, размерами практически не больше шкафа. Хотя это была самая теплая комната в доме, крошечная, прилегающая к резервуару с горячей водой, к тому же, думает Марк, эта комната принадлежала только Лили, а мальчикам приходилось делить одну спальню на двоих. Плюс ко всему в спальне Лили был ковер, а окно выходило в садик и на дорогу, и видны были садики домов напротив, таких же домов, как их собственный, но в большинстве случаев с гораздо более тщательно ухоженными газонами и дорожками. Этот вид больше радовал глаз, чем поля, раскинувшиеся позади их дома, Марку эта картина казалась гнетущей, подавляющей, безысходной. И, кстати, перед крыльцом не было ничего похожего на заднюю выгребную яму. Непрекращающийся ветер с полей. Он ненавидел этот дом. Он питал к нему отвращение. Он не мог выносить его. Но сделал все, что было в его силах, чтобы Лили жилось хорошо, чтобы она была в безопасности. Он чувствовал, что сделал для нее все, что мог.

Все считали, что Лили была безобразным ребенком. С этим узким маленьким подбородком и большим острым носом, во всяком случае, для ребенка ее нос был слишком больших размеров, и с пучком рыжих волос, с этими зелеными глазами и экземой, и с большими ушами, особенно с этими большими ушами, и люди говорили, что она похожа на садового гнома. Марк и Ким тоже хохотали над ее внешностью. Они смеялись над ней, ставили ее в нелепые места, одевали в нелепую одежду, чтобы было над чем посмеяться. Мальчики Ким тоже не были слишком добры к ней, полагая, что Марку и их маме придется это по вкусу. Поразмыслив, Марк четко понял только одно — их маленькая сестра была посмешищем. И они смеялись над ней вместе со всеми. Они смеялись над ней слишком громко, слишком жестоко.

Именно Марку пришла в голову идея сделать ее похожей на гнома, и затем Марк обнаружил, что ему трудно повлиять на то, как люди воспринимают его дочь, ему самому было трудно начать воспринимать ее по-другому. Так что какое-то время Лили стала даже больше походить на гнома, выглядела даже более нелепой. Они с Ким фотографировали ее, стоящую у пруда с утками, который находился на пути в город, и она держала палочку, к которой были привязаны веревка и груз, чтобы это было похоже на удочку, — и они украсили кисточкой ее шляпу, надев ее так, чтобы уши Лили торчали наружу. Они подумывали о том, чтобы отправить эти снимки в местную газету, по крайней мере так можно было заработать на Лили какие-то деньги.

Думая об этом теперь, Марк хочет знать, изменилось ли что-нибудь с тех пор, потому что тогда это был единственный способ общаться с Ким цивилизованно, без напряжения. Это была их точка соприкосновения, они могли вместе посмеяться, это позволяло им сохранять дистанцию. Потому что их ребенок выглядел так странно, так чужеземно, так был не похож на них, что, казалось, они определенно не могли произвести его на свет сами. Она не была плодом страстного совокупления, некой фантастической постельной сессии, потому что такого просто не было, по крайней мере долгое время между ними не происходило ничего подобного. Нет. Лили прилетела с Марса. Легче всего было думать именно так.