Джеймс Миченер - Роман

— По-моему, работа учителя — это как раз обучение детей правильной речи.

Она рассмеялась:

— Ты — истинный представитель своего поколения.

Ожидая, пока стынет наш пудинг, я понял, как сильно люблю эту маленькую, ростом всего пять футов [3] В 1 футе — 0,3048 м. — Прим. ред. два дюйма (а во мне — пять футов пять дюймов), немочку. Ведь в наши трудные дни, когда я ничего не мог продать из того, что написал, она давала мне возможность творить дальше, работая в школе в Саудертоне. И после каждой из четырех неудач она говорила: «Лукас, ты — настоящий писатель, и это хорошая книга. Рано или поздно Америка поймет это». На протяжении всех лет она никогда не колебалась в своей решимости поддерживать меня, и ее слова были так же важны для меня, как и ее скромный доход от учительства. Эмма была выпускницей одного из лучших женских колледжей — Брайн Мауер. Она понимала, что такое книга. Порой, когда я в одиночестве работал в своем кабинете, а она трудилась в классе, слезы навертывались мне на глаза, ведь я знал, что она мечтала о лучшей доле, чем преподавание в старших классах местной школы, но я не слышал от нее ни слова упрека. Она поставила задачу: создать для меня условия, чтобы я смог реализовать свой писательский талант, и она шла по этому пути, не сетуя на судьбу.

В последние годы меня раздражали истории молодых врачей, заразившихся одной и той же болезнью. Перед поступлением в медицинский институт будущий доктор женится на молоденькой медсестре, которая немного зарабатывает и поддерживает его, пока он не заканчивает учебу. Затем, когда он начинает сам неплохо зарабатывать и оказывается наверху социальной лестницы, то вдруг осознает, что его жена — всего лишь деревенская девушка без образования и совершенно не подходит ему в его новом положении. Он разводится, ничего ей не оставляя, а ее место занимает молодая дама, имеющая более высокое положение в том обществе, к которому он теперь причисляет себя.

Эмма делала в точности то, что и те молодые сестрички: она давала мне возможность совершенствовать мастерство писателя. Я уже не говорю о том, что она была лучше меня во всех отношениях. Она училась в лучшем колледже, а я посещал ближайшую немецкую школу в Мекленберге, неплохую, но до Брайн Мауер ей далеко. И Эмма обладала гораздо большей внутренней одержимостью и решительностью. Сотворенная из лепестков розы и гранита, она поддерживала наше житье-бытье.

В значительной мере Эмма сумела изменить нашу жизнь. Это было в тот момент, когда я почти ничего не получил за свой четвертый роман, во всяком случае, этого было недостаточно для нас обоих. Тогда она воскликнула: «Мы прокляты, Лукас». Я, помню, проговорил, что не верю в эту чепуху с проклятьями, и добавил: «Наши немцы верят во всяких ведьм и прочую нечистую силу не от большого ума и украшают свои амбары мистическими знаками, стараясь отпугнуть дьявола». Это было началом духовного спора.

История семьи Эммы весьма любопытна. В середине XVII века ее предки, Столцфусы, жили в Палатайне, районе Западной Германии, между Рейном и французскими территориями Эльзасом и Лотарингией. Вдохновленные культовыми кострами, зажженными в предыдущем веке Мартином Лютером и Ульрихом Цвинтли, [4] Цвингли Ульрих (1484–1531) — деятель Реформации в Швейцарии. — Прим. ред. они стали горячими анабаптистами, проповедовавшими, что глупо и неправедно крестить детей при рождении: «Только в возрасте семнадцати или восемнадцати лет, когда человек становится достаточно взрослым, чтобы осознавать значение христианства, только тогда его или ее можно крестить». И для поддержки своей точки зрения они цитировали Иоанна Крестителя, самого Иисуса и святого Павла.

Вследствие этого их учения, а также из-за их пацифистских настроений и политических столкновений с официозом клан Столцфусов преследовался, некоторые его члены были уничтожены. Столцфусы бежали из Палатайна вместе с несколькими тысячами Йодеров, Бейлеров и Цуков. Уильям Пенн, [5] Пенн Уильям (1644–1718) — основатель английской колонии в Северной Америке, получившей название Пенсильвания. — Прим. ред. вдохновенный английский квакер, прослышав об их судьбе, предложил беглецам обосноваться в Пенсильвании, что они и сделали в 1697 году, когда внезапно разделились на две радикально противоположные религиозные секты. Амиши [6] Амиши — одно из направлений меннонитства. Существует со второй половины XVII в. Название получило по имени проповедника Якоба Аммана. — Прим. ред. в Ланкастере твердо придерживались самых суровых библейских условностей: запрета на пуговицы в одежде (так как ими пестрели солдатские формы), на отход от канонов в платье и домашней обстановке, на механические приспособления, совершенствующие то, что Бог предназначил делать беспомощному человеку, и на образование, так как знания делают человека тщеславным. В то время остальные члены клана, обосновавшиеся в моем Дрездене, стали меннонитами. [7] Меннониты — протестантская секта. Основана в 30–40-е гг. XVI в. Менно Симонсом. — Прим. ред. Как и их братья амиши, они носили черное, предпочитали бороды усам, но позволяли себе более свободный образ жизни. Они не отвергали пуговицы, использовали музыкальные инструменты во время богослужения в церкви, применяли в сельском хозяйстве механические приспособления и, как в мое время, автомобили, которые все еще так неистово отвергаются амишами.

Столцфусы — предки Эммы — с 1693 по 1890 год были истыми амишами. Мои же — Йодеры — с того времени и по сей день — меннонитами. И они не возражали, когда я в возрасте семнадцати лет сказал: «Хочу поступить в Мекленбергский колледж». Как Эмме удалось покинуть своих суровых амишей в Ланкастере и поступить в Брайн Мауер — это просто фантастика, но об этом я здесь не буду распространяться. Но факт остается фактом — она сделала это. Мы встретились, выяснили, что у нас общее происхождение, и поженились. Это был самый лучший поступок в моей жизни.

И вот, когда я подтрунивал над ее верой в магические символы, отвращающие дьявола, и особенно над культовыми кострами, она проговорила: «Знаешь, Лукас, если эта тема стала занимать так много места в наших беседах, почему бы тебе не исследовать ее в своей следующей книге, а?»

Поначалу я не воспринял ее слова всерьез, но Эмма все время возвращалась к этой идее, и постепенно те доводы, которые она приводила, запали в мою голову. Однажды весной, когда Дрезден был околдован цветением и журчащими ручейками, я принял твердое решение: «Я буду писать роман о нечистой силе. И посвящу его Эмме». Но и тогда я не позволил ей читать написанное мною, пока все не закончил.

Четвертый мой роман — «Изгнанный», — идея написания которого принадлежит мне, был распродан в количестве 1607 экземпляров. Мой пятый, «Нечистая сила», на который меня вдохновила жена, — в количестве 871 896 экземпляров. Я был удивлен и с тех пор стал прислушиваться к ее советам.