Бен Элтон - «Номер один»

— Слушай, Ларри, — сказала заплаканная Берилл, — с меня достаточно, с меня правда достаточно. Мы не заслуживаем этого, и мы не обязаны это терпеть. Ну какой нормальной семье не приходится иметь дело с подобным дерьмом? Но к их дочерям не относятся как к преступницам. И не забывай, Ларри, мы нормальная семья, четыре человека, которые любят друг друга и очень стараются переживать вместе все дерьмо, которое переживают семьи, и мы становимся сильнее и лучше, мы поможем Присцилле, мы научимся, мы будем расти и лечиться вместе. А пока что я обращаюсь к СМИ с просьбой сбавить обороты и дать нам немного свободы. Присцилла просто ребенок, ради всего святого. А я просто мать. И Сиринити просто мать. Мы не идеальны… да и кто идеален? Но у нас есть право на личную жизнь, как и у всех остальных. Не забывайте, Присцилла к тому же пытается привыкнуть к новым грудям. Период, когда у девочки-подростка начинают формироваться груди, всегда дается нелегко, а наша дочь вынуждена переживать это второй раз.

Ларри выглядел так, словно сейчас заплачет. Он повернулся к камерам.

— Ну так что, ребята? — сказал он, твердо глядя в объектив. — У каждого из вас есть дети. Вы знаете, как это бывает. Дети совершают глупости, а маме с папой приходится приводить их в чувство. Я призываю вас дать Берилл и Сиринити вздохнуть свободно. Давайте сбавим обороты и позволим этим людям учиться, лечиться и расти!

На этом передача завершилась, и начался повторный показ сериала «Бленхеймы», начинавшегося в десять вечера по будням.

В тот вечер, когда Берилл наконец прилетела в Великобританию, Родни тоже вернулся в Лондон из Португалии, где целый месяц играл в гольф. На следующий день всем трем судьям предстояло собраться для обсуждения плана нового сезона шоу «Номер один», и поэтому, впервые с окончания предыдущего сезона, они находились не просто в одной стране, но и в одном городе. В то время как Берилл моталась по студиям и пыталась минимизировать негативные последствия случившегося, Родни ужинал с Кельвином. Ужин был организован по настоянию Родни.

— Я просто хочу обсудить кое-какие условия нового сезона, — сказал он по телефону.

— Какие условия? — спросил Кельвин, когда уже был вынужден ответить на звонок Родни и теперь пытался придумать, как бы избежать встречи с ним.

— Условия нового сезона.

— Но с прошлого сезона ничего не изменилось.

— Может, так оно и есть, но в любом случае я хотел бы их обсудить.

В конце концов даже легендарной толстокожести Кельвина оказалось недостаточно для того, чтобы противостоять тоскливым мольбам Родни. Ему пришлось пожертвовать драгоценным вечером, который он надеялся провести со своим поставщиком вин за выбором сортов для огромного погреба, построенного в его имении в Сассексе, и провести вечер с коллегой по судейству.

— Рад встрече, друг, — сказал Родни, когда Кельвин с большим опозданием поспешно вошел в ресторан.

— Мой водитель не мог найти это место, — раздраженно ответил Кельвин. — А как, кстати, его нашел ты?

— О, я всегда прихожу сюда. Мой маленький секрет. Чтобы избежать суеты со СМИ. Я говорю: если ты не можешь найти это место, то и пресса его не найдет, верно?

У Родни имелись веские личные причины на то, чтобы заказать столик в неизвестном маленьком ресторанчике в Сохо. У него было достаточно опыта появлений перед толпой журналистов с Кельвином, во время которых его практически полностью игнорировали и даже отпихивали в сторону, чтобы добраться до его всемирно известного коллеги. Он не собирался терпеть подобное еще раз, заказав столик в «Нобу» или «Айви».

— Ладно, проехали, — ответил Кельвин. — Давай закажем, а то перед завтрашней встречей работы выше крыши.

— Конечно, конечно. И у меня тоже столько дел, столько всего происходит.

Кельвин взял меню и начал изучать его. Родни, приехав, в отличие от Кельвина, гораздо раньше назначенного срока, успел изучить меню раз двадцать или тридцать и поэтому уже решил, что заказать. Теперь ему пришлось ждать, пока Кельвин очень тщательно изучит все блюда, а затем приступит к переговорам с официанткой. По мнению Кельвина, все было лучше, чем разговаривать с Родни.

— Я бы хотел заказать блюдо не из меню, — сказал он.

— Хм. Не из меню?

— Попросите повара приготовить мне устриц.

— У нас есть устрицы «Килпатрик».

— Да, я вижу. Я хочу заказать их без всего с кусочком лимона и капелькой соуса табаско. Хорошо?

Конечно, это было совсем не хорошо, в конце концов, он находился в Англии. За долгое время проживания в Лос-Анджелесе Кельвин приобрел привычку сильных мира сего заказывать не из меню, и, наряду со многими другими экспатриантами, по возвращении никак не мог привыкнуть к мучительной медлительности, с которой британцы перенимали американские привычки и манеры.

— У нас есть устрицы «Килпатрик», — повторила официантка. — Очень вкусные. Повар подает их с жареным беконом, шнитт-луком и вустерским соусом.

— Дорогуша, мне известно, что такое устрицы «Килпатрик».

— Ну… Вы закажете их?

— Я бы хотел заказать устрицы без «Килпатрика».

— Хм…

— Послушай, милая, вот что нужно сделать повару. Повар берет устрицы, повар не добавляет бекон, повар не добавляет шнитт-лук, повар не добавляет вустерский соус и отправляет блюдо мне. Тем временем ты, милочка, бежишь в бар и берешь половинку лимона и соус табаско. Пойдет?

Бедняжке не платили за то, чтобы действовать на свое усмотрение; у нее перед глазами стояла компьютерная система расчета, в которой были заложены названия блюд и цены и которую предстояло каким-то образом перепрограммировать.

— Думаю, сэр, вам придется заплатить как за устрицы «Килпатрик». В смысле, мы не сможем вычесть цену бекона из общей цены.

— Ничего страшного, — сказал Кельвин. Казалось, он считал, что если он в состоянии позволить себе купить весь ресторан, то он может вести себя так, как будто он его действительно купил.

Минуты шли, Родни ерзал от нетерпения, а Кельвин медленно, но верно выбирал себе основное блюдо, а затем, подозвав официанта из бара, настоял на обсуждении с ним достоинств почти каждого сорта вина в меню, включая глинтвейн. Однако наконец даже невероятное умение Кельвина тянуть время истощилось, и ему пришлось спросить, зачем Родни позвал его.

Родни глубоко вздохнул и приготовился высказать доводы, которые он так часто повторял про себя.

В эту минуту у Кельвина зазвонил телефон.

— Извини, Родни, ему лучше ответить, — сказал Кельвин, даже не пытаясь скрыть тот факт, что он еще не посмотрел, кто именно ему звонит.

Родни пришел к выводу, что Кельвин был готов поговорить с кем угодно, только не с ним. Однако напряжение, проскользнувшее на лице Кельвина при взгляде на свою «Нокию», показало, что тот пожалел о решении ответить на звонок.