Леонид Лебедев - Почти книга для почти людей

Первые рассказы о реформаторе я услышал еще до того, как страна узнала о выдающемся экономисте, который в те времена был вовсе еще не экономист. «Хороших людей» в Станкине было много, особенно среди комсомольских лидеров. Но почему-то именно реформатор, наряду с товарищем доцентом по истории КПСС, которая и произнесла «сгноим». произвел на моего студента наибольшее впечатление. Я слышал о каком-то факультетском фонде, который реформатор куда-то, так что потом его чуть из партии не поперли. И о девочках, которых он приглашал персонально сдавать ему экзамен. Энтиллигент, словом.

Был один очень большой завод, а у него был директор. Занял этот директор у одного банка какую-то несусветную сумму, а отдавать не стал, так что банк этот выжил только потому что в тот момент был еще государственным. А потом этот директор стал членкорром инженерной академии, заплатив довольно скромную сумму. А потом вдруг взял, да и умер. Но при этом он уже имел пол своего завода в собственности, организовав скупку акций работников в обмен на не выплачиваемую годами зарплату. Кстати, в банке том работала его любовница как раз в отделе кредитов на ключевом посту. А была еще и семья. Кому досталось наследство — не знаю, меня в то время уже не было в городе. Но город получил проспект его имени — выдающийся человек и большой ученый, однако, нельзя было не отметить.

Как почитаешь некоторых, кто уехал за границу, так складывается впечатление, что были они несгибаемые борцами с советским строем и сплошь страдальцы лично от ЦК КПСС. Одного такого страдальца и борца я знал. Был он… ладно, неважно кем… но плюс постоянным членом партбюро, драил студентов и преподавателей за то, что они не ходят на политсеминары и не говорят то, что обязан говорить советский человек. Защитил он докторскую о проблемах юмора, где что-то и об анекдотах написал. Эмигрировал. И пописывает, даже выступает иногда. И оказывается с его слов, что советская власть не давала ему собирать анекдоты, препятствовала его научной работе. И такая она была и сякая. Мать его за ногу: да это же он на партбюро промывал мозги тем, на кого настучали, что анекдоты рассказывают. Это он и был, кто вполне конкретно запрещал. И докторская его дерьмом была. И приличная часть общака за поступление в университет мимо его кармана не проплывала. И переехал ты, сучья лапа, почему? Да потому что возраст уже, надо спокойно, да и нашел к тому времени как свой миллион переправить. А теперь — страдалец и борец. А те, кого он чихвостил — это, оказывается, совки. А он никогда не был совком. Он всю жизнь был совковой лопатой, которая все к себе гребла.

В советские времена в армейском уставе была масса интересных пунктов. Например, в нем предусматривалось, что в случае массового отказа от пищи командиром подается рапорт по инстанциям, который доходит до министра обороны. В самом деле доходил, в чем в свое время убедились студенты юрфака РГУ. В военных лагерях их кормили картофельным концентратом, склизкой мерзостью. И когда они отказались дружно есть, то результатом было, что выбрали 5 или 6 зачинщиков, тех, у кого был партбилет, и вытурили из университета. Правда, ходили слухи, что через год-два их потихоньку, вроде, восстановили.

О другой жертве устава мне рассказал в свое время приятель из военного училища. Имелся еще пункт в уставе: умышленная порча оружия. Был у них в училище капитан, который увлекался стрельбой из винтовки, то ли перворазрядник, то ли еще выше. Надумал он улучшить свои результаты, для чего где-то изготовил новый ствол для боевой винтовки, подлиннее. Однако же винтовка не его, а училища была. Едет на соревнования — старый ствол снял, свой пришпандорил. Отстрелялся, приехал — снова поменял стволы. Но как-то расслабился и сдал винтовку с новым стволом. Принял ее майор, расписался. Капитан ушел, а майор пошел в пирамидку винтовку ставить. Торк — а она не лезет. Он еще раз — не лезет и всё. И тут же рапорт пишет, что капитан Сидоров умышленно испортил боевое оружие. Уже через десять минут этот рапорт добрался до начальника училища, который прибыл с сопровождающими и тоже попробовал вставить винтовку в пирамиду — не лезет. И тут же распорядился уволить капитана Сидорова в запас. И уволили.

А теперь плавно переходим к проблемам высшего образования. Вот таких умных, как этот капитан, нормально налаженному производству не нужно. Выпускает заводик что-то — токарь Ганс точит деталюху точно по чертежу, фрезеровщик Франц фрезерует эту деталюху точно, как ему сказано, потом еще куча франсов с гансами что-то делают, в самом конце кто-то из них сверлит дырку точно, где надо, размера, точно как должен быть. После чего прибывает эта деталюха к еще одному рабочему, который прилаживает ее на шасси, при этом дырки для винтиков в деталюхе точно совпадают с дырками в шасси и даже имеют именно тот размер, который должен быть.

А я, когда подписывал на Атоммаше техзадание, присутствовал при такой сценке. Прибегает из цеха всклокоченный инженер и кричит-рыдает: «Эта су… му… Петров, бл…, ма…, ху…, пи…, пид… этот сместил отверстие на три сантиметра! И где эта бля… сверло другого диаметра взял? Ни х… у него не было. Я ему, су…, вчера специально сверло выдал, сам отметку сделал на корпусе, где сверлить. Так он с утра нажрался уже, … собачий!» И дальше эти два инженера решали вопрос: если поставить переходник, то ё…ся или не ё…ся… Решили, что, может, и ё…, но наряд надо бригаде закрыть, а то уйдет с завода. И понятно, что такие инженеры должны быть инициативными инженерами широкого профиля и обширных познаний. Из немецкого бакалавра такой х… получится.

пысы Не люблю я употреблять нелитературные выражения. Но правда жизни всегда на улицу вылезает неглиже, то есть с голой задницей и матерясь.

Был у нас преподаватель философии. Один из его любимых рассказов был о том, что африканцу, живущему в лесочке, невозможно объяснить, что такое прямая линия, потому что у него вокруг всё кривое. У кого из марксистско-ленинских классиков вычитал он это, не помню. И так ему это понравилось! А потом я ему сдал реферат перед кандидатским по философии, что-то там о каком-то псевдо общем принципе в науке, где я одного большого советского физика похвалил, а другого обругал. Впрочем, я это не списывал, сам сочинил. А потом он же мне поставил пятерку за реферат, а четверку за экзамен, потому что я никак не мог вспомнить, как называется эта самая глава в энгельсовской «Диалектике природы», где обсуждается, что обезьяна стала человеком благодаря труду (я и сейчас не вспомнил, как она называется). А потом я увидел его книгу на прилавке и даже полистал ее. И даже обнаружил свой реферат полностью в качестве одной из глав. А потом он стал заведующим одной из философских кафедр. И точно отличал прямое от кривого. А всё почему? Потому что не в африканском лесу вырос.