Дарья Симонова - Свингующие

Из Сашенькиных потуг к метафизике: «Даже ангелы смущаются, когда их просят о московской прописке».

Каспар решил пока сбежать от Оли. Ему надо охолонуть. Поразмышлять. Оленька пусть тоже поломает голову. Если она сделает правильные выводы, она поднимется на новую ступеньку в своем развитии… «Доктор Ярошевский» украдкой почувствовал себя местечковым гуру. Иногда можно – если недолго и про себя! Его, правда, немного тревожило, не слишком ли он жестко обошелся с девушкой. Но иначе было не объяснить… Он как-нибудь потом непременно подсластит пилюлю. Скажет, что, если бы не Игорь, бесценный друг детства, тогда, оно конечно, все было бы иначе…

Пока Каспар лелеял в воображении все радости сослагательного наклонения, его ноги шагали в самом любимом направлении – этот укромный путь когда-то показал Белозерский. И Каспар никогда не упускал случая по нему прошвырнуться: почти центр мегаполиса – и такие тихие живописные трущобы, обрамляющие железную дорогу. Натура для съемок глухой провинции. Дети играют в индейцев, тетенька в ситцевом халате развешивает белье во дворе, азербайджанская диаспора играет в нарды, старожилы в кальсонах читают газеты… Маленькие радости теплой осени! Каспар был бы не прочь поселиться в этой непафосной слободке: отсюда можно пешком дойти до трех вокзалов и прочих стратегически важных точек, рядом дружеская пристань имени незабвенного профессора и даже арбитражный суд, о котором остались такие неожиданно приятные воспоминания. Теперь немного грустно проходить мимо…

Зато – хвала Небесам – здесь можно встретить милое знакомое лицо. Наташа, помощница легкомысленного судьи! Идет, нахмуренная и уставшая. Когда Каспар окликнул ее, она не сразу подняла голову.

– Нельзя так глубоко уходить в себя, а то выйдешь с черного хода!

Наташа вяло улыбнулась. Ей, похоже, сейчас было не до светского щебетания. Каспар хотел быстро распрощаться, но услышал вопрос:

– А ты когда снова к нам придешь?

– Не приду больше. Я теперь уволенный в запас, так сказать…

Слово за слово, он выложил усталой Наташе обидную историю своей незадавшейся журналистской карьеры. Она почему-то сразу оживилась, стала интересоваться дальнейшей перспективой. Каспар и тут не стал таиться, хотя обычно он старался не развивать тему своих занятий с малознакомыми людьми. Прикрывался учебой в институте и грядущей защитой диплома. Но Наташе можно было не заливать: про институт этики и права она слышала и справедливо называла его шарашкиной конторой, а вот тема «межличностных контактов» ее занимала гораздо больше.

– Слушай, может, ты и мой случай разберешь?

– А что у тебя за случай? – насторожился Каспар.

– Меня сестра старшая все хочет замуж выдать. За иностранца. Говорит, что я тут прозябаю. И никогда не стану судьей… да даже если б и стала – все равно наша судебная система насквозь прогнившая. И рано или поздно я зачахну. Она такая активная, ей тяжело сопротивляться…

– Насильно она все равно ничего не сделает, – беззаботно успокоил ее Каспар. – И к тому же зачем тебе я? У тебя уже есть своя Ханума!

Но Наташу настораживала такая Ханума. Она была бы не против деликатной и вкрадчивой Ханумы, которая действовала бы в масштабах города – но не мира. Urbi, но не Orbi! Каспар не слишком сочувствовал. Мне бы ваши проблемы! Послать подальше надо сестру – и вся недолга… И вообще, чего стоят пустые намерения. Вряд ли дойдет до дела – неужто она будет выкладывать кругленькую сумму за насильственное счастье своей сестры?

Каспар подкрепил все историей с ядовитой «Белой лилией» и литовским австралийцем. Мол, за матримониальные услуги надо еще и раскошелиться, а это серьезный барьер! Все-таки самолюбие осталось чуть потертым наждаком обиды. Хоть и обижаться глупо, но ему до сей поры и выговориться было некому. Не с Оленькой же было откровенничать на безрыбье… А язык чесался сообщить общественности, что у Шлыка на физиономии начертан водяной знак предупреждения: «Осторожно, скользкий тип!» И уж граждане вольны выбирать, рискнуть или держаться подальше. Но Наташа не дала закончить сагу:

– Так это наверняка была моя сестра! Она же мне тоже экзотического австралийца сосватала!

– Тоже литовца?

– Да, да! И русскоязычный он, и романтичный, и еще черт знает какой…

– А фамилия?

– Варанавичус.

По отвисшей челюсти Каспара и последующему утвердительному воплю Наташа догадалась, что попала в точку.

– Мама родная! Ты говоришь, она даже заплатила?!

– Ну… в общем, получается, что шутка вышла не из дешевых. А она что у тебя, любительница розыгрышей?

– У нее не поймешь, когда она всерьез, а когда для красного словца отца не жалеет, – досадовала Наташа. – Как выглядела та, что к вам приходила?

– Солидно. Видно, что своего не упустит. Такой даме палец в рот не клади.

– Вот я и не кладу! Ну-ка, поехали сейчас ко мне! Я тебе фотку ее покажу, скажешь, она это или нет.

Каспар чувствовал, что может влипнуть в очередную историю, но у него в мыслях не было отказываться. Это же часть его призвания – влипать. Про Олю он на время забыл. Ему уже мерещились детективные сюжеты. И не зря. Наташу явно тревожили намерения заботливой сестрицы. Положим, Каспара они тоже настораживали, но, может, все это излишняя подозрительность? Может, активная родственница движима благими намерениями. Чем не подарок – муж? Королевский подарок, кто будет спорить… Это тебе не жрица любви на ночь для шефа как презент от преданных сотрудников. Так зачем сгущать краски?

Наташа хмурилась:

– Есть у меня на этот счет некоторые мысли…

По фотографии Каспар однозначно опознал клиентку Шлыкова. Это не составляло особого труда: прическа, взгляд – все сошлось… Итак, она звалась Татьяна. Слишком простодушное имя для хищницы. Впрочем, как утверждала Наташа, Танюша умела маскироваться под личиной энергичной доброжелательницы. И более того, иногда ею и являлась! Как же все запутано…

Для начала требовался небольшой экскурс в семейную историю. Таня была сводной сестрой, у них с Наташей общий отец. Таня – его дочь от первого брака. Но так уж повелось в его втором браке: Танюша всегда была желанным гостем в новой семье. Мария Богдановна, Наташина мать, была женщиной сентиментальной, впечатлительной и доверчивой. Не то чтобы уж ангел во плоти, – она была способной и к домашнему терроризму: например, мучила домочадцев влажной уборкой и симфонической музыкой. Но разве не все жены немного тиранши? Грехи Марии Богдановны были в пределах ошибки, посему простительны. Она полюбила Танюшу с первых дней знакомства с нею. Общительная, доброжелательная, восприимчивая к искусству девочка… И это при том, что ребенок жил в тяжелейших условиях, потому как вскоре после развода родителей у восприимчивой девочки появился злой отчим. Пил, бил и изрыгал ненорматив даже во сне. Лупил падчерицу очень грамотно: так, чтобы не оставалось синяков, – по волосистой части головы. Мария Богдановна была в праведном гневе и предлагала вырвать девочку из лап злодея. Но ведь у Танюши была родная мать, которая, хоть и проявляла малодушную покорность мужу-извергу, сама вовсе не давала повода к лишению ее материнских прав.