Олег Лукошин - Капитализм (сборник)

Он вошел в подъезд, поднялся на второй этаж и остановился у заветной квартиры. Дверь оказалась металлической, тяжелой, из-за нее не доносилось никаких звуков.

В подъезде было тихо. Никто не спускался по лестнице, никто не поднимался. Полнейшая тишина.

«А, была-не была!»

Он надавил на кнопку звонка.

Несколько секунд спустя за дверью послышались шаги, глазок осветился желтым светом.

– Баба Алена, это я! – опережая вопросы, крикнул Родя. – Это я, Родион!

– Кто? – различил он едва слышимый голос.

– Родион, работник ваш. Мне поговорить с вами надо. Мне кажется, вы мне неправильно посчитали проценты.

Замок щелкнул и в приоткрытую щель показалось обеспокоенное лицо хозяйки.

– Родя? – удивленно смотрела она на него. – Чего хотеть?

– Баба Алена, я к вам насчет денег, которые вы мне сегодня заплатили. Вы мне за четырнадцать пар дали, а мне кажется, что я продал пятнадцать. Вы помните, женщина в светлой дубленке подходила, для отца хотела купить ботинки, так вот, она потом вернулась и купила. Мне кажется, вы эту пару не посчитали, а я тоже забыл записать.

– Какой пятнадцать? – удивленно и зло смотрела на него узбечка. – Все правильно считал, что ты врать тут.

«Так, в квартиру не пускает».

– Да вы посмотрите, я вот тут пересчитывал, – он расстегнул молнию, просунул под куртку руку и почувствовал холодок от железа.

– Какой считал? – щурилась баба Алена. – Ты думать, я считать не умел? Я лучше всех считать.

«Нет, топором сейчас не получится. Проем маленький».

Он схватился за ручку и дернул дверь на себя. Узбечка, державшая ее с внутренней стороны, потянулась вслед за ней и едва не упала, запнувшись о порог. Родион со всей дури врезал ей кулаком в лицо. Баба Алена отлетела назад.

«Только бы никого в квартире не было!»

– В квартире кто-то был? – Соня смотрела на него пристально, не отрываясь.

– Нет, – мотнул головой Родион. – Кроме узбечки, в квартире никого не было.

Они сидели в джакузи. После покупки дома мечтой Сони было приобрести джакузи – ей всегда хотелось плескаться в нем. Родион выбрал самое дорогое. Сегодня утром его установили.

– И что произошло потом? – тихо спросила Соня.

– Потом я достал топор и зарубил ее. Я бил и бил, не останавливаясь, ее лицо, голова представляли из себя полнейшее месиво. Это было ужасное зрелище. Каждый раз вспоминая об этом, я вздрагиваю.

– Я не знала, что ты такой жестокий.

– Это была не жестокость, Соня, это была жажда жизни, необходимость выживания.

– Значит, те деньги, которые так внезапно свалились на тебя и происхождение которых ты так толком и не объяснил мне, – они оттуда? Это деньги старухи?

– Да, Сонечка, они оттуда.

Струи гидро– и аэромассажа вырывались из отверстий, вода бурлила и пенилась. Соня продолжала смотреть на него пристально.

– Я понял, Соня, – продолжал он, – что все люди, которые чего-то добились в этой жизни, они преступники. Все они совершили свое страшное, душераздирающее преступление, все они решились отвергнуть мораль и сделать шаг против правильного. Только тогда и открывается удача, только тогда и начинают падать в ладони звенящие монеты – надо лишь решиться. Преступить, отвергнуть все, что было в душе святого!

Соня отвела от него взгляд, задрала подбородок и громко засмеялась. Смех ее с каждой секундой усиливался, она упивалась этими переливами хохота, он был таким заразительным, что Родион не смог сдержаться и засмеялся вслед за ней.

– О, господи! – хохотала Соня. – Ты будешь проклят на веки вечные!

– Ты думаешь?

– Ты будешь прикован к скале, – тряслась от смеха Соня, – и стая крылатых узбеков каждый день будет клевать твою печень! Ты повернул историю вспять, причинность не простит тебе смерти этой старушонки!

Родион целовал ее ноги.

– Ты попадешь в ад, – заходилась в смехе Соня, – и станешь там самым великим грешником! Тебя будут держать рядом с Иудой, потому что твое преступление сопоставимо только с его предательством.

– Что же мне делать? – спрашивал ее Родион.

Он поднимался все выше. Горячие поцелуи сыпались на Сонины колени.

– Что делать! – воскликнула она, в театральном ужасе расширив глаза. – Иди на улицу, на перекресток, вставай на колени и целуй землю! Кланяйся на все четыре стороны и кайся!

Шутка явно удалась – она вызвала у них новый приступ смеха.

– Перед всеми людьми кайся, перед всем человечеством, – не то булькала, не то хрюкала Соня. – Землю ешь и кайся!

Поцелуи ложились на бедра, Родион всхлипывал от смеха. Он раздвинул супруге ноги и нырнул под воду.

Приблизительно в этот период я устроился грузчиком в магазин к Родиону Романовичу. Жизнь в родном городе стала невыносимой. Ни работы, ни постоянного жилья. Сплошное и мерзкое отчаяние. Надежды на лучшую жизнь, они поманили меня за собой, как и множество других неприкаянных и потерянных людей.

С первых дней работы я возненавидел хозяина.

«Тварь ли я дрожащая, – думал я, таская на плечах мешки, – или право имею?..»

На окончание первого класса папа подарил Ване пластинку группы Deep Purple. Она называлась In Rock, и на ее обложке были изображены пять длинноволосых мужчин, высеченных в скале.

– Это моя любимая группа, – бормотал пьяный отец. – Великая музыка. Они тебе понравятся, я уверен. Особенно прислушайся вот к этой.

Он ткнул грязным пальцем в третью песню. Три коротких английских слова были ее названием. Рядом стояли цифры, обозначавшие время звучания, а чуть ниже мелким шрифтом было напечатано еще какое-то выражение. Подзаголовок.

– Чайлд ин тайм. Ребенок во времени. Прямо про тебя, – криво улыбнулся папа и потрепал Ваню по голове. – Эта песня изменила мою жизнь.

Отец вот уже три года не жил с семьей. Появлялся редко, как правило пьяным. В квартиру мама его не пускала, выходила на лестничную площадку, и Ваня слышал их нервные, сбивающиеся на крик голоса. Не пустила она его и на этот раз. Он очень просил повидаться с сыном, «напоследок». Мама почему-то сжалилась и позволила Ване выйти к отцу. Тот целовал его потрескавшимися губами, дышал в лицо перегаром и просил за что-то у Вани прощения.

– Прости меня, сынок! – смотрел на него отец, и в его глазах блестели слезы. – Я очень виноват перед тобой.

Ваня напряженно молчал.

– Свидание окончено, – выглянула из дверей мама.

Отец поднялся с колен и, не попрощавшись, стал спускаться по лестнице.

– Ты куда хоть уезжаешь? – крикнула она ему вдогонку.

Он не отозвался.

Она завела сына в квартиру и закрыла дверь. Ване было неимоверно жалко папу. Даже захотелось уйти вместе с ним.

– Что он тебе подарил? – взяла мама в руки пластинку. – У-у, «Дип Пурпл». Бяка какая! Лучше б «Арабесок» принес. У него было, я помню. Ну, слушай, – вернула она пластинку Ване.