Юлия Винер - На воздушном шаре — туда и обратно

Ей предложили, и она согласилась. Почему бы и нет? Интересно и необычно, и бесплатно к тому же. Обещали полную безопасность и возвращение назад в любой момент, когда только она пожелает.

Захочешь, сказали, — разные места на земле посетишь, а захочешь — свою жизнь на досуге переберешь. Используешь неиспользованные возможности. Там для этого идеальные условия, сама увидишь.

Тут же и отправились на поле. В сущности, она одна отправилась. Большое поле с короткой мягкой травой — вроде футбольного, только гораздо чище, и просторнее, и совершенно пустое, никого нет.

Оболочка и корзина уже находились на месте. Ярко-красная оболочка, еще не наполненная, плоско распласталась на поле, занимая чуть не треть его. Цвет, сказали ей, обязательно красный, а форма — по желанию. Круглая, овальная, или в виде многогранника, или в виде какого-нибудь, скажем, фрукта или овоща, или что там она еще придумает, сказали ей, но она решила — к чему эта голливудская безвкусица, пусть будет просто традиционная каплевидная форма.

А корзина? Хочет ли она старинного фасона, деревянную и плетеную (армированную, разумеется), с резными украшениями, с мачтами и флажками, с ручной лебедкой и газовой горелкой и баллонами, или современную кабину из алюминия и пластика, со всеми удобствами и с автоматической подачей горячего воздуха? Она, понятно, выбрала второе, хотя удобство и безопасность были ей гарантированы в любом случае. И погода, сказали, будет ровная, без сильного ветра и дождя. Ее беспокоила проблема самолетов и птиц, но ей сказали, что ни тех ни других на ее трассе не будет. А воздухоплаватели вроде меня? Тоже по желанию. Пожелаешь — будут, и только те, кого захочешь, не пожелаешь — уйдут, и все пространство твое.

Что взять с собой?

Сказали — что угодно и сколько угодно. Даже собаку или кошку или аквариум с рыбками. Специальную теплую одежду и скафандр для верхних слоев атмосферы туда уже положили, запас всяческой еды и питья, сказали, тоже, а если есть какие-либо особые пожелания — дай знать. Она попросила орехов-фисташек и кукурузы, свежей в початках и мороженой в зернах.

Ну а из дому, говорят, что?

Да нет, говорит, из дому разве только лекарства кое-какие, она ведь ненадолго.

Этого ты, говорят, знать не можешь, а вдруг тебе понравится.

Тогда, говорит, я бы компьютер взяла, может, записать что, или из Интернета какие-нибудь сведения, или поиграть захочется. Или там связи нет?

Есть, говорят, и компьютер есть, разумеется.

Да, говорит, но в нем нет моих материалов, как же работать.

Все перегрузили, говорят, не беспокойся. А еще что, спрашивают. Что тебе еще нужно для жизни?

Ну так, думает. Мебели, конечно, никакой не надо, посуды, постельного белья, картин там, ковриков — этого всего не надо. Кошку, действительно, взять, животное скучает, даже если ненадолго, ну и кормить, и песок менять… Книжку какую-нибудь. Из одежды… Да ты не задумывайся, говорят, а прямо и бери все, кроме мебели. Ох, говорит, я же совсем ненадолго, да и где мне все забрать, там много, за жизнь много накопилось, одной литературы тонны, тряпок полные шкафы, надо выбрать две-три книжки и из одежды — брюки там, свитер, футболок парочку… носки, трусы, лифчики… Пока будешь выбирать, говорят, быстрее все загрузить, а там разберешься. Не пригодится — выбросишь либо обратно привезешь.

И действительно, смотрит — уже стоит контейнер, и краном из него в кабину переносят оба ее шкафа с одеждой и стеллажи с книгами, прямо целиком, аккуратно так. Чемоданы, которые у нее на антресоли стояли, один даже московский, с письмами и фотографиями, и еще один, с запасными подушками и одеялами… Господи, думает, и зачем мне все это с собой, столько трудов, такие расходы, спасибо, не мои. Правда, все это потом и впрямь очень пригодилось, особенно книжки, только совсем не для того. Да, говорит, а радио я забыла попросить. Ну и телевизор желательно. Все здесь, говорят, все, и телевизор, разумеется, есть, и кассеты твои, и диски, и проигрыватель, и пластинки — ей даже неловко стало, что она все еще пластинки слушает.

Ох, а телефон! Я свой мобильный забыла дома, я редко пользуюсь, но ведь там необходимо! И телефон, говорят, там есть, даже два, и объяснили, где лежат. Да, она говорит, но все мои номера в моем, я наизусть не помню. Это, говорят, не имеет значения, запомни один номер: 054-0101010, по нему можешь звонить кому угодно. Кому захочешь, тому и звони, только пожелай.

Ну и все, говорят, в добрый путь.

А попрощаться?

Да чего, говорят, прощаться, ты же ненадолго. А шар ее, смотрит, уже наполовину наполнился, качается над кабиной, как красная медуза. Она поскорей вошла, и дверца за ней сама закрылась так, что даже зазора не осталось.

Кабина оказалась просторная, гораздо просторнее, чем представлялось снаружи. Сверху открытая — крышу, сказали ей, сможешь задвинуть, если захочешь, — по краям бортик по грудь высотой, стальные канаты идут вверх, к шару, а посередине устройство для подачи горячего воздуха, таким раструбом, прямо в открытое жерло шара.

Первым делом она рассмотрела пульт управления. Кнопок и ручек совсем немного, все большие, и на каждой четко написано, какая зачем. Одна ручка — вверх и вниз — увеличивать и уменьшать подачу горячего воздуха, то есть подниматься и опускаться, можно и совсем закрыть, и тогда постепенно приземлишься. Другая ручка — для поворота вправо-влево, не очень понятно, как действует, что-то на основе использования воздушных течений, не ломай, сказали, голову, работает безотказно. Кнопка автопилота. Вот тут, сказали, напечатаешь, куда хочешь направиться, нажмешь, туда и полетит. Ну и еще несколько кнопок — для крыши, для кондиционера, для подачи кислорода и т. п.

А шар уже почти совсем расправился, шкура его шелковистая заблестела на солнце — глянула за борт, а она уже в воздухе, метрах в десяти над землей. Она поскорей прикрыла горячий воздух, не хотела для начала забираться слишком высоко. А куда лететь? Не все ли равно! Напечатала быстренько «Тель-Авив, набережная», нажала автопилотную кнопку.

Летим!

Она свесила голову вниз, смотрит, как земля внизу бежит, а тем временем с нее начало сваливаться.

Прежде всего свалилась жесткая корка лет. Такая была тяжелая, неумолимая, стягивала ее зверским корсетом, а тут просто распалась, словно скорлупа каленого ореха, на две половинки, соскользнула с тела и — вниз. Потом посыпались разновеликие шкурки болезней, одни толстые, заскорузлые, хронические, другие совсем легкие, как ореховые пленки. Свалились все до одной, даже насморка не осталось. За ними начали сползать и спадать последующие оболочки.

Застенчивость. Неуверенность.