Разипурам Нарайан - В ожидании Махатмы

— Я знаю, потому что могу прочитать, что он пишет, и понять его.

— Я тоже могу прочитать, что он пишет, — сказал Шрирам с бессмысленным высокомерием.

— Ты ему что-то писал? — спросила она.

Ему не понравился этот допрос.

— Возможно, — ответил он сердито. — А может, и нет.

— Чего ты сердишься? Я напишу Бапу, что ты стал очень сердитым человеком.

В ответ он вдруг бросился на нее, бормоча:

— Ты ему только напишешь, что мы поженились.

Нападение было неожиданным для него самого — она не могла ему противостоять. Обезумев, он держал ее в железных объятиях, не давая возможности ни бороться, ни освободиться. В темноте он не видел ее лица. Он лишь почувствовал ее дыхание, когда она сказала:

— Нет, Шрирам, так нельзя.

Он пробормотал:

— Да, можно. Никто не может помешать нам пожениться сейчас. Так боги вступают в брак.

Он чувствовал приятную тяжесть ее косы у себя на плече. От ее щек пахло сандаловым мылом. Он поцеловал ее в ямочку на шее. От сандала, которым благоухало ее тело, у него кружилась голова.

— Ты так чудесно пахнешь, — сказал он. — Я буду твоим рабом. Я сделаю все, что ты попросишь. Куплю тебе все на свете.

Он вел себя, как последний дурак. С минуту она извивалась в его руках, но в то же время будто отвечала на его ласки. Он положил голову ей на грудь и смолк. Любые слова в эти минуты были бы святотатством. Вокруг стояла непроглядная тьма. Деревья шелестели, цикады и прочие ночные насекомые продолжали свой неумолчный звон. Ему хотелось что-то сказать про лунный свет и звезды, но он не мог вымолвить ни слова. Сейчас на свете не было ничего, кроме ее теплого дышащего тела рядом с ним.

— Я всегда это знал, — прошептал он. — Ты моя жена.

Она осторожно высвободилась из его рук и сказала:

— Еще нет. Я должна подождать, пока Бапу даст согласие.

— Как ты его получишь?

— Напишу ему завтра.

— А если он не разрешит?

— Тогда ты женишься на другой.

— Разве я тебе не нравлюсь? Скажи мне… Скажи мне… — твердил он, словно в лихорадке.

Она чувствовала, как дрожит его тело.

— Тогда я бы сюда не приходила и не виделась с тобой.

— Разве Махатмаджи не знает об этом?

— Нет. Его помыслы слишком чисты, чтобы думать, будто что-то не так…

— Что не так?

— Все это нехорошо… мы… нам не следовало… Я… я… — всхлипывала она. — Не знаю, что Бапу будет теперь обо мне думать. Я… должна… написать ему о том, что случилось.

Он никогда не видел ее такой юной и слабой. На миг он ощутил удовлетворение от того, что сломил ее волю, усмирил ее гордость. И с вызовом произнес:

— Бапуджи ничего не скажет. Он поймет. Он знает чувства людей, не беспокойся. В любви нет ничего плохого. Мы с тобой заключили брак.

— Когда?

— В первый же день, как я тебя увидел.

— Этого недостаточно. Я не могу выйти замуж без согласия Бапу.

Но он не мог больше ждать.

— Мы поженимся сию же минуту, — поклялся он.

И втащил ее за руку во внутреннее святилище. Он забегал, лихорадочно подготавливая все необходимое. Зажег светильник и поставил его перед изображением божества, у которого были отбиты руки и нос, но в чьих глазах по-прежнему светилось благоволение. Выбежал во двор и вернулся с пучком цветов и листьев, которые возложил к основанию пьедестала. Сорвал нить со своей прялки и сказал:

— У тебя не может быть более святого тали, чем эта нить, и более священного жреца, чем этот бог.

Но она легонько отстранилась, когда он попытался обвязать нить вокруг ее шеи.

Она заговорила, и в голосе ее зазвучала внезапная твердость.

— Знай же, Шрирам. Если б я не верила в тебя, я бы не приходила сюда снова и снова.

Он не понимал, зачем она это говорит. Ее слова его озадачили. К чему все это? Возможно, она вдруг вспомнила, что должна выйти за Горпада или еще кого-то. Ну да, теперь его осенило: случалось, она обменивалась с Горпадом многозначительным взглядом. Тоже выбрала себе муженька! Грубого, как наждак!

Его пронзила ревность, и он сказал:

— Поклянись перед этим божеством, что ты ни за кого, кроме меня, не выйдешь.

— Да, если я вообще выйду замуж — и если Бапу согласится, запомни!

— Бапу! Бапу!

Его охватило отчаяние. Он простонал:

— Он слишком велик, чтобы беспокоиться о нас. Не приставай к нему с нашими делами.

Ома сказала:

— Я не выйду замуж, если он не даст своего согласия. Я не могу.

— А если он попросит тебя выйти за другого? — спросил он жалобно, проглотив в последнюю секунду имя «Горпад».

— У Бапу есть дела получше, чем искать мне мужа, — произнесла она четко и ясно.

Он заморгал. От волнения у него пересохло в горле. Ему хотелось спросить еще что-то. Но даже в смятении он понимал, что снова и снова повторяет все то же. Он жалобно моргал. Божество с отбитыми руками спокойно взирало на него. Шрираму и в голову не приходило, что весь его любовный пыл ни к чему не приведет. Его переполняла такая решимость, что, казалось, в следующий миг он испытает блаженство рая, а вместо того он застыл перед статуей, слушая невнятные речи. Она, верно, считает его дураком, раз держится от него подальше. Он попытался вновь приблизиться к ней, попытаться, как минуту назад, взять ее приступом. Но в первый раз у него было преимущество внезапности. Сейчас ничего не вышло. Она просто ударила его по протянутой руке.

— Нет. Ты больше ко мне не прикоснешься.

Она произнесла это так решительно, что он почувствовал себя глупцом.

— Я и не собирался, если ты этого не хочешь. Я знаю, ты меня ненавидишь, — протянул он по-детски.

— С чего мне тебя ненавидеть? — просто ответила она.

— Потому что я к тебе пристаю.

— Как это? — спросила она.

— Гм… прошу, чтобы ты вышла за меня. Это неправильно, должно быть, неправильно.

— Если Бапу согласится, то все будет правильно.

Он сдался.

— Хорошо, — пробормотал он. — Как хочешь…

— Мы поженимся, — сказала она, — как только Бапу согласится.

Она была очень серьезна.

Он почувствовал, что может снова спросить ее:

— Так я… тебе нравлюсь?

— Да, когда ты не буйствуешь.

Наступили дни апатии и ожидания. Шрирам надолго потерял ее из виду. Он думал, что потерял ее навсегда. Это его парализовало: целыми днями он сидел перед своим жилищем, снова и снова перебирая в памяти все, что случилось в ту ночь. Он бросил свои обычные лекции, агитацию, демонстрации; казалось, он решил, что ничего не должен своей стране. Он ел и проводил целые дни в своей берлоге; он уже сотни раз перечел анекдот про «Него» и «Нее». Он видел, как прибывает и отбывает поезд. Он видел, как почтальон подымается на уступ и направляется в горы. Он сидел, облокотясь о древний камень, предаваясь бесконечным размышлениям.

В один прекрасный день она наконец появилась. Она пришла в полдень. Ему показалось знаменательным, что она избегает темноты. Завидев ее на повороте, он вскочил с криком радости. Ему хотелось спросить ее: «Ты пришла днем, потому что это безопасно?» Но он сдержался. Как обычно, он бросился навстречу ей к повороту.