Разипурам Нарайан - В ожидании Махатмы

— Не беспокойся о вещах. Они все убраны. В угловую комнату, которую мы тебе оставили.

— А что еще нового? Как там война?

— Об этом запрещено, — сказал начальник тюрьмы.

— А все остальные как?

Управляющий хотел было ответить, но Шрирам прервал его:

— Я даже не знаю, какой сейчас год и месяц.

— Об этом тоже нельзя, — сказал начальник. — Ничего о политике, ничего о войне.

В полночной тишине Шрирам думал о побеге, снова и снова перебирая в уме всевозможные способы, о которых когда-то читал или слышал. Непременной частью всех этих планов, разумеется, были тайно пронесенные в тюрьму веревки и напильники. Не менее важно было умение перемахивать через стены и пролезать в вентиляционные отверстия. Он припоминал все подробности побега графа Монте-Кристо; все это очень его увлекало, полностью поглощая его мысли. Теперь он от души восхищался заключенными со стажем; круг его симпатий значительно расширился. Он понял, что в стенах тюрьмы нельзя сделать ни шага без разрешения тюремщиков. Судя по всему, надзиратели получают особое удовольствие от выполнения своих обязанностей: ни подкупить, ни уговорить их нельзя. Но все-таки ведь проносили же в тюрьмы ножовки и прочее? Пока он прилежно рыл землю или крутил ворот, мысли его блуждали далеко: он погружался в мечты о перепиленных прутьях решетки или о ловком спуске по веревке со стены — подвиги, которые так увлекательно изображались в кино.

Эти мечты так неотступно преследовали его, что он не мог дольше сдерживаться. По ночам, лежа на цементном полу, он плел веревку, чтобы укрепить ее за вентиляционное отверстие в потолке, в которое виднелось ночное небо, — единственное напоминание о воле.

Как ни странно, единственным его утешением была мысль о том, что и Бхарати тоже томится за стенами Старой бойни. Нет, он не хотел, чтобы она страдала, просто мысль о ее страдании как-то сближала их. Если ему удастся бежать, то, где бы ни была Бхарати, он сообщит ей, как ему это удалось, и тогда она последует его примеру, встретится с ним возле этих ужасных стен и прижмет к груди, как своего героя. Впрочем, она может и вернуться в камеру — с нее станет. Откажется выходить на свободу, пока тюрьма торжественно не распахнет перед ней двери. Может и его с презрением отвергнуть. Она ведь непредсказуема в своем поведении. Или потребует, чтобы Бапуджи благословил ее на этот поступок. Бапуджи, конечно, и одобрил бы его предложение, если б доказать, что все заключенные могут выйти на волю таким образом. Тогда разом откроется все его значение для нации; ну а британцев можно довести до отчаяния, если им доказать, что в тюремных стенах они никого не смогут удержать. Они просто с ума сойдут от горя, скажут: «Что ж, мы уйдем. Мы больше не можем управлять Индией».

Конечно, это были мечты — в общенациональном масштабе, но тут уж он ничего не мог с собой поделать. Ведь в тюрьме у него не было других развлечений. С отчаяния он даже посоветовался с громилой из своей камеры. Случай представился как-то вечером. Громила был настроен благодушно, и Шрирам скользнул к его ложу на цементном полу и зашептал:

— Слушай, может, убежим все вместе из этой преисподней?

Тот положил свою влажную руку Шрираму на плечо и с пониманием произнес:

— Такое на всех рано или поздно находит. На меня раньше тоже находило. Но сейчас я творю молитву и успокаиваюсь. Ты тоже должен с нами молиться.

— Ладно, поговорим об этом позже. А сейчас давай обсудим, как нам отсюда сбежать.

— Как же? — спросил громила.

— Ты должен нам помочь. Ты такой опытный. Разве ты никогда из тюрьмы не убегал?

— Дважды убегал — потому меня теперь и посадили на семь лет.

— Зачем же ты попадался?

— Знаешь, как бывает, от нас ведь это не зависит, — проговорил тот философски.

Но Шрирам хотел узнать, каким же образом тот бежал, и спросил:

— А как ты отсюда выбрался?

— Это-то легко, — отвечал тот, взглянув на вентилятор. — Нас в камере было шестеро, мы разорвали одеяла на полосы, связали их вместе, подсадили друг друга и вылезли на крышу. Через час мы уже шли по полям пшеницы… Нас бы никто не поймал, только один парень, что с нами вместе вышел, взломал в каком-то доме замок — и попался.

— Давай что-нибудь такое устроим и выберемся на волю, — предложил Шрирам.

Тот задумался и ответил:

— Зачем? Что мне на воле делать?

— А я хочу на свободу, — сказал Шрирам. — Я больше не могу здесь оставаться.

— Если тебе здесь не нравится, не надо было сюда попадать, и все тут, — заявил громила. — Предположим, тебе удастся бежать, так тебя мигом сцапают. Зачем суетиться? Ты же не спрячешь своего лица!

— Я бороду отращу!

— Да они твою бороду выщиплют по волосочку, чтобы лицо увидеть. Ты своей бородой опорочишь святых монахов, которые тоже бороды носят.

— Полицию буду обходить стороной, слово даю!

Громила покачал головой:

— Что толку на волю выходить, если нужно прятаться?

Видно, он с удовольствие дразнил Шрирама и ругал тех, кому в тюрьме не нравится.

Под конец Шрирам выложил свой козырь:

— Я вот почему сбежать хочу: девушка, на которой я собирался жениться, сейчас здесь.

— Где? — спросил тот без тени жалости.

Шрираму боязно было отвечать на этот вопрос, но все же он не удержался и сказал:

— Она тоже в тюрьме.

— Ну и ну! — развеселился громила. — Ты что, хочешь пробраться к ней в тюрьму и попросить надзирателя присутствовать при вашей свадьбе?

И он с намеком рассмеялся. Шрирам вспыхнул от гнева. Зачем только он упомянул о своем ангеле при этом грубом человеке?! Теперь он что угодно скажет! Шрирам молчал — он боялся даже рот открыть.

Громила продолжал:

— Если она такая, что в тюрьму угодила, послушайся моего совета и забудь о ней. Детей в тюрьме не воспитаешь. Кто-то должен домом заниматься. Нельзя, чтобы муж и жена были тюремными птахами.

— А ты как устраиваешься? — спросил Шрирам.

— У меня три жены, одна здесь, другие там, они в мое отсутствие хозяйство ведут, а не будут вести, так я их живо обучу. Так и надо устраиваться, не вечно же ты по тюрьмам сидеть будешь. И вот что я тебе скажу: когда тебя выпустят, найди-ка ты себе хорошую девушку и женись на ней. Эта тюремная птичка не для тебя.

— Она не преступница, она в тюрьму но слову Махатмы пошла.

— Ах, вот как, — откликнулся громила саркастически. — Зачем ты здесь упоминаешь имя великого человека?

Шрирам огорчился. Почему-то даже простое упоминание о Бхарати вызвало в его собеседнике наихудшие мысли. Шрирам быстро встал и пошел на свое место, вполголоса бросив:

— Ладно, спи. Не будем больше говорить.

— Боишься, что я начальнику донесу, да? — с усмешкой проговорил тот. — Если не будешь с нами молиться, я все начальнику расскажу.