Джойс Оутс - Исповедь моего сердца

Ибо секрет заключается в том, что они бессмертны. Он примет смерть вместо них.

Многие гарлемские недоброжелатели (в том числе куча ханжей — «чернокожих прислужников белых») упрекают Элиху в том, что он раздулся от тщеславия; в то время как на самом деле он, как и положено истинному сыну Хама, покорно следует предначертанной судьбе (так, не менее десятка раз в день Элиху повторяет: Я — не я, я другой, я — носитель другого).

Завистники, как черные, так и белые, затыкают уши, чтобы противостоять мощи его слов: мошенник! Лицемер! Шарлатан! Жулик! — бормочут они, когда принц Элиху обращается к гигантской толпе своих сторонников; или когда видят, как он едет по Бродвею в своем шикарном белом «роллс-ройсе» с хромированными ручками, затененными окнами, с шофером-гаитянцем в форменной одежде и двумя могучими охранниками-неграми. Завистники вслух насмехаются над роскошным туалетом Элиху — сверкающий белизной, без единого пятнышка, великолепный льняной костюм летом; изысканное белое кашемировое пальто зимой; белые перчатки и белые лайковые туфли; эти люди доходят до того, что высмеивают в «Кризисе», «Гардиан» и «Освободителе» шлем с восемнадцатидюймовым страусовым пером и парадный меч в усыпанных рубинами золотых ножнах. Бессильные осознать, что Элиху волшебным образом возник из соединения двух стихий — огня и воды, — они нагло высмеивают его четкий, интеллигентный, без малейшего акцента выговор, утверждая, что он всего лишь негр-американец (возможно даже, бывший ниггер — полевой рабочий) и ничем не отличается от остальных: он, мол, не из Вест-Индии и уж, конечно, не из Африки. Так и не докопавшись до его корней и в панике от того, что досье на него фактически нет, ФБР официально объявило местом рождения принца Элиху Гарлем, а датой — 11 июня 1899 года, хотя и то и другое взято с потолка . Этот негр известен как подрывной элемент, подстрекатель, непредсказуемый в своих действиях и представляющий постоянную угрозу.

Завистники чешут языки насчет 50 000 долларов, которые Элиху якобы выложил за чистокровного рысака по кличке Кровавый Рубин, которого зарегистрировал за Всемирным союзом и поместил в конюшню на ферме Джеймса Бен Али Хейгина в Кентукки, где его натаскивают для участия в бегах; точно так же за несколько лет до того завистники чесали языки по поводу покупки океанографического судна «Пенелопа» (переименованного в «Черный Юпитер») и спортивного биплана «Черный орел». Оно и понятно — зная лишь, что такое низменная суетная гордость простых смертных, они не понимают, что такое расовая гордость сына Хама.

И еще, если Элиху мошенник, то как объяснить его невиданную отвагу? Зачем мошеннику добровольно возвращаться в США из Центральной Америки, как это сделал в 1918 году Элиху, чтобы ответить на обвинения в антиправительственных действиях и оказаться в конце концов за решеткой; и зачем ему бесчисленное количество раз рисковать жизнью, заявляя, что никакие угрозы физического воздействия не отвратят его от выполнения своей миссии?

Завистники повторяют, что настанет день, когда они увидят Элиху мертвым, но мало кому хватает мужества самому вызваться на роль убийцы.

Элиху и Судьба — это одно и то же, говорит принц в своей спокойной, размеренной, слегка ироничной манере, специально предназначенной для публичных выступлений, в которых, если внимательно прислушаться, даже завистникам нетрудно уловить оттенок печали.

«Элайша былой — и Элиху настоящий».

Эти слова принц Элиху нередко повторяет про себя теперь, в разгар своей новой жизни.

Итак, Лайша, марионетка белых, игрушка в руках белой девушки, исчез безвозвратно. Но как ни странно, в минуты слабости и одиночества, когда он глядится в зеркало, перед ним возникает образ Маленького Моисея:

принц раскачивается, машет длинными руками, подпрыгивает в безудержной радости, строит самому себе гримасы, растягивая рот в широкой ухмылке.

Быть может, Лайша все же выжил? Выжил как Элиху. Мучаясь бессонницей, обливаясь потом, он лежит под тончайшей дорогой простыней из чистого льна на своей узкой монашеской койке с никелированной спинкой; в своей спальне на третьем, верхнем этаже величественного особняка на Сто тридцать восьмой улице Гарлема (о котором немало могли бы сказать завистники, ибо: на чьи деньги куплен дорогой, тщательно охраняемый дом?), прислушиваясь к шуму ночного города, нарушающему даже зеленую тишину Страйверз-роу.

«Здесь они не зароют меня в землю. Здесь я в безопасности».

Встает он рано, в четыре утра, и молит Аллаха (в которого не верит) даровать ему силы нести ужасное бремя Элиху еще хотя бы пять-шесть лет.

Он молится о том, чтобы не прогнуться под тяжестью трагической судьбы Элиху.

«Ибо я знаю и смирился с этим: когда-нибудь принц Элиху будет убит».

И еще он молится о том, чтобы вдруг не подвело здоровье… ибо у Элайши есть проблемы со здоровьем, о которых Элиху в гордыне своей даже не ведает.

(Однажды полицейский проломил ему череп дубинкой; у него расплющены все пальцы на левой руке. Ревматический артрит коленных и бедренных суставов — результат пребывания в промозглой тюрьме Атланты. Слабый желудок, язвенные колики. Мигрени, плывущее зрение — симптомы малярии, приобретенной вследствие укуса какого-то паразита во время странствий по Западной Африке. Эти и другие болезни надо держать в строжайшем секрете даже от ближайших помощников по союзу.)

В то время как Элиху презирает любое физическое недомогание, Элайша относится к своему здоровью с бдительностью бродячего пса, которого часто били; в то время как Элиху — крепкий, все еще молодой мужчина, на которого заглядываются на улице женщины, — являет собой воплощение негритянской мужественности, Элайша приближается к сорока — «И в свои сорок уже немолод». В принце шесть футов роста, он гибок, мускулист, ловок и быстроног, как пантера, не ведает сомнений в себе; бедный Элайша болезненно-худ, сквозь желтоватую кожу выпирают ребра, живот же у него, как ни странно, мягок, даже дрябл (потому что ест с большим разбором, а внезапные приступы малярии буквально иссушают его). Принц, особенно в шляпе со страусовым пером и праздничном облачении, как известно, — страстный оратор, но, разумеется, никогда не впадает в ярость, «ибо гнев умаляет человека», ну а Элайша становится с годами все более неуравновешенным (за спиной приближенные любовно называют его Шершнем). Принц достаточно воспитан, чтобы терпеть льстецов, лизоблюдов и лицемеров, в то время как Элайшу от них передергивает; принц достаточно циничен, чтобы принимать подношения из любых источников, ибо деньги — это всего лишь деньги, тем более что нужны они для дела, а Элайша с трудом удерживается иной раз, чтобы не повернуться с брезгливым выражением лица и не выбежать из комнаты — «бывает дерьмо, которое человеку и нюхать не пристало».