Сергей Магомет - Записки Степной Волчицы

Однако сегодня и впрямь была особенная ночь. Я восхищалась и любила моего наряженного девушкой Стиву так страстно, волшебно и бездумно, как маленькая девочка может любить свою роскошную, только что подаренную ей куклу. Я без умолку болтала с ней о самых сокровенных глупостях, и совсем не понарошку слышала ее воображаемые ответы… Да, да, я любила именно той невозможной любовью, какой любят куклу. В такой любви счастливое взаимное обладание рано или поздно должно обернуться роковой развязкой, крушением иллюзии, — в тот самый момент, когда душа замрет перед непреодолимой гранью между воображаемым и реальным мирами… Но пока этого не произошло, я могла наслаждаться лучшей, величайшей из иллюзий.

О, эта кукла очаровывала не только меня! Как две бесшабашные подружки или сестры, впервые вырвавшиеся на просторы светской разнузданности и готовые к любым подвигам, мы забыли обо всем, чему нас учили строгие учителя и дуэньи, и с восторгом повели счет любовным победам. Как будто не знали, и знать не хотели, что бушующая вокруг вакханалия соблазнов и пороков не воображаемая, а самая что ни на есть настоящая. Здесь мужчины флиртовали с женщинами, женщины с мужчинами, мужчины с мужчинами, женщины с женщинами, — ведать не ведая ни о каких грехах и заповедях. Это было вечное путешествие в запретное, на которое прямо намекали все без исключения поэтические кумиры. Я и Стива охотно давали массу самых фривольных обещаний, назначали кучу свиданий, но и не думали на них идти, а, заманив жертву в свои сети, в самый последний момент исчезали. Перехлестывающее через край ощущение жизни. Странное дело, иногда мне даже чудилось, что в этой девушке есть что-то от Маси, умершей любовницы Агнии. Ни разу в жизни я не испытывала ничего подобного, хотя грезила об этом с тех пор, как заподозрила, что за чистым, рациональным и нравственным мирком, распорядком и правилами которого была обложена, словно ватой, существует безумная, грязная вселенная. Теперь, в огне, в поту, меня носила алчущая толпа, с которой я была единой плотью. Первичной материей. Протоплазмой. Если бы кто-то вдруг шепнул мне, что я когда-то была дочерью, женой, матерью, я бы, наверное, не поверила. Словно после долгих странствий и мытарств отыскав родное пристанище, я была безумной среди безумцев, нищей среди нищих, дебилкой среди дебилов. Да будет так! Зато я ничуть не удивилась, когда какой-то сумасшедший вперемешку с вопиющими пошлостями, пуская слюни, страстно хрипел мне в ухо, что умирает от любви ко мне и заплатит любые деньги, чтобы… Я расхохоталась ему в физиономию. Дорогая победа. Это был тот самый позолоченный козлище, который обругал меня «старой б…» Не прошло и часа! Я запустила руку ему между ног и как следует сжала. Ах ты, козлище! Жалобно и обиженно заблеяв, он пустился наутек. Поделом ему. Мне не терпелось сообщить об этом Стиве.

Увы, в какой-то момент я потеряла из виду мою фантастическую сестрицу и подругу. Я остановилась. Вокруг яростно вертелась карусель масок. Переход от восторга к отчаянию был стремителен, как лопнувшая струна. И тут же в дальнем углу я узрела черного ангела. Он двигался плавно по границе света и мрака, как по лезвию кривого ножа, взмахивая руками в такт музыке, которая вдруг сделалась грустной, как на похоронах. Между светом и мраком. Мое сердце перевернулось, как голубь в воздухе. Черный ангел поманил меня к себе, безошибочно разглядев меня среди других женщин. Покорно и бесчувственно, словно зомби, я прошла, пересекла полосу света и шагнула в полосу мрака. Он подхватил мою ладонь на свою ладонь, другая его рука легла на мою талию, и он повел меня в танце с такой уверенностью, как будто я была его нареченной. Конечно, я узнала и эти руки, и эти плечи, и эту призрачную улыбку. Я всегда знала, что мой внутренний возраст — четырнадцать лет. Закрыв глаза, я приподняла подбородок и подставила ему чуть раскрытые дрожащие губы, которые, казалось, вот-вот лопнут от прилившей к ним крови. Поцелуй начался, как взаимопроникновение двух облаков. Любовь высокая и низкая, как сообщающиеся сосуды. Два ручья слились вместе, два моря. Это было объятие, состоящее из одних губ. Теперь я знала, что вечность — это не аллегория.

— Только для брошенных жен, — раздался рядом с нами проникновенный и грудной женский голос.

Прямо перед нами возник светлый ангел. Продолжая обнимать меня за талию, Стива чуть-чуть отстанился, пристально посмотрел мне в глаза, потом, медленно переведя взгляд на Агнию, наряженную в простое, прямое серебристое платье, промолвил:

— Теперь мы, кажется, достаточно подготовились и настроились для эксперимента.

— О, совершенно, — подтвердила я.

Залы почти опустели. Несколько пьяных масок, засыпанных конфетти, дремало на диванах. Несколько влюбленных парочек, не обращая внимания на музыку, обнимались в закутках.

— Тогда прошу за мной, — полунасмешливо-полусерьезно предложила Агния и решительно шагнула в одну из боковых комнаток. Мы поспешили за ней.

Что-то вроде «комнаты отдыха». А может быть, номера в изысканном борделе: тусклый как жемчужистая взвесь свет, бархатные стены, пушистый ковер, многочисленные зеркала, задрапированная кисеей плюшевая тахта в форме огромного сердца.

На крошечном туалетном столике нас уже дожидалось знакомое мне пузатенькое устройство: «самовар». Но не тот, который принадлежал Агнии, не амстердамский, а наш, отечественный. Конверсионный, что ли. Какой смысл являться сюда со своим самоваром. Устройство, готовое к употреблению, было заряжено каким-то супермодным, особым новым зельем, еще недоступным простым смертным. Куда круче, чем высокой очистки порошок на прошитом бриллиантиком ногте. Это, видимо, входило в число утонченных развлечений на бал-маскараде, обещанных лишь избранным гостям, готовым выложить за него кругленькую сумму.

Наша маленькая компания — Стива, Агния и я — расположилась на тахте-сердце. Агния руководила процедурой. Обнимая ладонями устройство, мы по два раза вдыхали приторный белый дымок из воронки и передавали «самовар» другому. Необычайно уютно. Если бы кто-то сказал мне сейчас, что где-то существует какая-то другая жизнь, я бы, пожалуй, просто не поверила.

— Ну и что? — как бы про себя, пробормотала я. — А что, собственно, должно произойти?

Задрав подбородок, я туповато уставилась в прозрачный стеклянный потолок-крышу. Куда подевались звезды, которые еще недавно, щедро рассыпанные, блистали в черноте ночного осеннего неба? Вдруг я увидела луну. Она висела посреди неба, тяжелая, как гиря, ничего не освещая, лишь чуть-чуть отсвечивая мертвенной синевой.

— Что-нибудь да произойдет, — усмехнулась Агния. — Это вам ни какая-то манная кашка. Новейший рецепт. Реальный наркотик.