Норман Мейлер - Олений заповедник

— Так и быть: дам вам двоим познакомиться, — сказала Доротея и оставила их наедине.

— Какой сегодня прием, — заметил Крейн, — правда, Доротея всегда устраивает хорошие приемы.

В те дни, когда Доротея имела свою колонку в прессе, там раз в неделю непременно упоминался Крейн: это замечательный конгрессмен, сообщала Доротея читателям и добавляла, что из всех своих друзей больше всего ценит его.

— Я не знаком с приемами Доротеи, — сказал Айтел. Он тщательно подбирал слова, заботясь о том, чтобы не выдать своих чувств.

— Вы полюбили бы ее, если бы лучше ее знали, — сказал Крейн тоном, каким говорят о близкой приятельнице. — Дотти… в общем, Дотти — это старая гвардия. Театральных людей, вроде вас, всегда тянет к таким девицам. — Хохот, раздавшийся среди игроков в шараду, заставил Крейна забавно сморщиться. — Мистер Айтел, — сказал он, — я хотел бы поговорить с вами. Мы не могли бы пройти наверх?

Айтел тупо смотрел на него. Не зная, что ответить — а столько было противоположных возможностей для ответа, — он лишь кивнул и с сильно бьющимся сердцем пошел за Крейном по коридору. Они зашли в комнату горничной. На столике стояла бутылка виски и рядом с пепельницей лежала нераспечатанная пачка сигарет.

Конгрессмен сел на кровать и жестом указал Айтелу на единственное в комнате кресло. Снизу до них доносился частично приглушенный, горячечный и всепоглощающий шум приема.

— Я давно хотел поговорить с вами, — сказал Крейн.

— Это я вижу, — откликнулся Айтел, бросив взгляд на стоявшее на столике виски.

Крейн сидел очень прямо и задумчиво смотрел на него.

— Мистер Айтел, — сказал он, — я знаю, что не нравлюсь вам но самое любопытное, что в тот день, когда я вас допрашивал, у меня возникло чувство, что при других обстоятельствах мы могли бы быть друзьями.

— Разумно ли с вашей стороны быть замеченным рядом со мной? — прервал Крейна Айтел. Сердце у него перестало колотиться, но он считал, что честь требует не выдавать своих чувств выражением лица.

— Политика всегда чревата опасностью, — сказал Крейн, — но я не думаю, чтобы это было неправильно понято.

— Иными словами, комиссии известно, что мы с вами встречаемся.

— Они знают, что я интересуюсь вашим делом.

— Почему?

— Мы все считаем, что это дело позорное.

— Вот как, в самом деле?

— Мистер Айтел, вам, по всей вероятности, кажется, что мы заинтересованы преследовать людей. А это не так. Могу сказать, что я лично крайне озабочен безопасностью нашей страны, но никто из нас не хочет понапрасну травить людей. Вы удивились бы, узнав, сколько добра мы делаем некоторым нашим свидетелям. Могу сказать, я всегда верил, что любая деятельность способствует подъему духа. Видите ли, мой отец был сельским священником, — доверительно добавил он, и поскольку Айтел не улыбнулся, Крейн лишь холодно кивнул. — Когда вы явились к нам, — продолжал он, — мы получили информацию, что вы являетесь членом коммунистической партии с билетом. С тех пор мы узнали, что это не так.

— Тогда почему же комиссия об этом молчит?

— Вы считаете это разумным требованием? — спросил Крейн. — Вы употребляли довольно сильные выражения.

— Я не понимаю, почему вы проявляете ко мне интерес.

— Мы считаем, что вы могли бы нам помочь. Если мы пройдемся по некоторым вашим знакомым в прошлом, возможно, вы обнаружите, что располагаете информацией, о значении которой даже и не подозреваете.

— Вы предлагаете мне выступить на закрытом заседании?

— Я не могу говорить от имени комиссии, но это часть того, как я все вижу.

Айтел знал, что Крейна соблазняла мысль устроить закрытое заседание. Возможно, поэтому он не мог заставить себя сразу дать положительный ответ.

— Крейн, — сказал он, — если я выступлю, как вы поведете себя с газетами?

— Мы же их не контролируем. Вы не поверите, но мы считаем, что они дают неверное о нас представление. — Крейн передернул плечами. — Пожалуй, вы могли бы попросить своего адвоката или агента по связям с общественностью устроить коктейль. Я считаю это хорошим способом смягчить прессу. Конечно, я не специалист в этих вопросах.

Вот тут Айтел улыбнулся.

— Трудно считать вас любителем, конгрессмен.

— Мистер Айтел, — сказал Крейн, — не знаю, есть ли смысл продолжать наш разговор.

— Политический деятель должен привыкать к обидным высказываниям, — сказал Айтел, — особенно в начале своей карьеры.

Крейн соблаговолил рассмеяться.

— Почему вы сопротивляетесь? — дружелюбно спросил он. — Я ведь только хочу вам помочь.

— Я предпочитаю помогать себе сам, — сказал Айтел и в упор посмотрел на Крейна. — Поговорите с вашей комиссией. Есть небольшая возможность прийти к соглашению. Конечно, при условии, что заседание будет закрытым.

— Мы об этом подумаем, — сказал Крейн, — и я дам вам знать. Завтра я улетаю назад на Восточное побережье, вот мой рабочий номер телефона — звоните в любое время.

Он улыбнулся, потрепал Айтела по спине и рассказал анекдот о тайном агенте, явившемся на банкет в женском облике. Затем они спустились вниз к остальным гостям. В кабинете они расстались: Айтел прошел в угол и начал снова пить. Он сам не понимал, был ли в хорошем настроении или в бешенстве.

К Айтелу подошел Мэрион Фэй.

— Ты увел у меня девчонку, — сказал он.

— Илену? — спросил Айтел.

— Бобби. — Мэрион сделал небольшую затяжку. — Я договорился с Колли Муншином, когда он был тут на прошлой неделе.

— А зачем она нужна Колли?

Фэй пожал плечами.

— Ему она не нужна. Он хочет пристроить ее гардеробщицей в «Сьюприм».

— Бедная малышка.

— Ей это понравится, — сказал Мэрион. — Какая-никакая, а карьера. — Он улыбнулся. — Знаешь, Дон Бида сегодня тут.

— Разве он не в Европе? — заметил Айтел.

Мэрион пропустил вопрос мимо ушей.

— Дон сказал мне, что он клюнул на Илену. Он хочет, чтобы ты познакомился с его женой — может, ты на нее клюнешь.

— А я считал, что Бида разведен, — сказал Айтел Фэю.

— Он снова женился. Подожди, пока увидишь его цыпочку. Английская модель, ты не знал?

Женитьбы Биды были у всех на устах: никто не мог понять его выбор. Он был женат и на актрисе, и на цветной певице, и на техасской нефтевладелице с европейским титулом — это был особенно громкий скандал, — и на мадам, которая, по слухам, была хозяйкой самого дорогого борделя в Южной Америке. При этом за Бидой установилась репутация человека, устраивавшего самые разгульные вечеринки в Нью-Йорке. О них ходили легенды — это были вечеринки, доведенные до логического конца: основное ядро гостей, которое оставалось после ухода оркестра, а также любопытные и мальчики, приехавшие на выходные из колледжа, — все партнеры менялись партнершами. Считалось даже шикарным сказать: «Я был однажды на вечеринке у Биды. Ушел, конечно, рано».