Елена Черникова - Вишнёвый луч

Ну представьте: будто бы иду я по бесконечному коридору, захожу в пустую комнату, заставленную пустыми железными кроватями, а на одной лежит она, голая, животом вниз. Тонкая талия, грация, всё как в Лувре. Вся нежная спина её поросла длинными кривыми ногтями, грязными, как на ногах у Мити Карамазова в ночь ареста. Кидаюсь к ней, тормошу, переворачиваю, а на лице у неё того круче - пятидневная угольная щетина. И её голос шипит: мужик, ответственность, мужик, ответственность, мужик, мужик, мужик... Это ещё самый невинный из моих снов того занятного периода.

А теперь посмотрим на мир нашей Даши с той стороны её хрусталика. Мы ясно видим три источника, три составные части её беспокойства.

Во-первых, он! - лицо бренда, окружённый таким ослепительным сиянием, что весь остальной мир либо исчез, либо перекрасился, в любом случае - потускнел и скукожился.

Вторая помеха - лично я, не до конца осознающая величие Дашиных видений, перспективы, неслыханный шарм идеи.

В-третьих, мир вообще, фон, который вот-вот изогнётся, конечно, и примет очертания мужика. Изогнуться обязаны все и всё, а то съем. Разорву. Мужик - это классно. Поняли?

...Как ни липки мои напуганные ладони, а работать надо. Интервью неотвратимо надвигается, Даша торопит, вот-вот начнётся всероссиянская массированная промужиковская кампания.

Еду в Подмосковье знакомиться с лицом бренда вживую и брать универсальное интервью. Меня везёт корпоративный шофёр. Пилить нам очень далеко, и я начинаю учиться радости урывками.

Радость урывками - это когда тебя ждёт чистенькая, хорошенькая, свежезаточенная гильотина, но ты ещё можешь успеть поглазеть в мутное окно, понюхать еловый ветер и послушать беззаботное чириканье тех, кто не знает ни заботы ни труда.

Прибыли, раскурили, я пошла искать лицо, а шофёр с тоской поглядел на часы.

- Ничего, - говорю я мирно, - мне тут тоже не нравится, я постараюсь быстро. Да и жарко.

- Не надо спешить, - отвечает вежливо шофёр, вспомнив, что он корпоративный, - дело есть дело.

Бреду к какому-то сараевидному строению, интуича, что лицо внутри. Тепло, шепчет внутренний голос, а через десять шагов - уже очень тепло. Предчувствия, предчувствия, сильные, как волны океана.

В этой местности особый климат, душераздирающий. Здесь веет такой волей, таким подъёмом, облака тут самые белые и высокие, ветер чист и насыщен звёздами, которые видны тут даже днём, как со дна колодца. А у меня разодрана вся душа, и мне здешний климат вдруг оказался в кайф.

Главное - оттянуть интервью. Надежда умирает по графику.

Начинаем аутотренинг. Но. Ведь я профессионал, ведь у меня опыт, и я знаю, что нету на свете такого мужика, беседу с которым можно опубликовать везде. Тем более бесплатно. Существует типология СМИ, есть целевые аудитории, да мало ли что есть! Но не для Даши. Она выдумала "Мужика", значит, мир перевернись, раззудись, размахнись, расступись, иссььь... Иду к сараю.

За моей спиной заржала лошадь. "Белая", - подумала я о лошади. Оборачиваюсь - нет лошадки, одно ржание. Загадочно. Потом - топот. И никого. Да, думаю, вот ещё одна радость урывками.

За скрипучей дверью сарая мне открылся безлюдный серо-зелёный коридор, пахнуло яичницей, мылом и спортивным потом. Меня затошнило. Разыскивая туалет, я забрела в тренажёрный зал, тоже пустой, а запахи усилились. Откуда же? Где-то звякнуло что-то алюминиевое, я поспешила на звук жизни. Ух! Ну вот и человек наконец отыскался.

Он был нечеловечески красив. Мышцы культуриста со стажем, босой, тонкокостый, глаза преувеличенного мангуста, соломенный хвост на затылке, плавные движения сытого зверя, - всё это богатство хотело чаю и сейчас включило плитку. Обернувшись на меня рапидно и сказочно, богатство поздоровалось и поинтересовалось. Я, забыв про свою тошноту, смотрела на влажный монолит упругого торса и бормотала: "Давид, это Давид..." Хотя ни мой сосед-насильник, ни библейский царь, ни изваяние Микеланджело не имели к этой аллюзии отношения, я могла восхищённо твердить лишь это слово, будто пробуя буквы на вкус и на ритм. Проклятая красота!

Скульптура повторила вопрос. Я повторила ответ.

- У нас нет Давида, - вежливо удивился он.

- Извините. Мне нужен Александр, - взяла себя в руки я.

Видимо, здесь не было других мужчин с этим редким именем, поскольку по скульптуре пробежала молния, и лепной торс изящно склонился в ту сторону, где в этот миг мог быть мой грядущий собеседник, настоящий мужик, если верить Даше. А она стильная. Ну, вы помните. Поблагодарив скульптуру, я поплыла на восток.

По указанной комнате туда-сюда ходили великолепные мужчины. Ходили степенно, совещались, ещё ходили; словно охотиться собрались. Вот-вот за амбарами протрубят зорю.

За длинным дощатым столом сидел только один: в тёмно-зелёной безрукавке, загорелый, с очень добрым лицом.

Изящные руки. Нет, не так. Руки его изящно лежали на столе.

Нет. Не то.

Он сидел и тихо царил. А руки - так, отдыхали.

Остановилась, молчу, на изящные руки смотрю, попутно ищу Александра. Я ведь никогда раньше не видела живьём того, чья деятельность ныне тотально влияет на мою. Я видела фото на плакате, очень хорошее фото. Что же в жизни-то? Интересно же.

Пока искала, боковым зрением всё смотрела на руки вождя. И - второй раз за пять минут моё огорчённое сердце мягко и восхищённо всхлипнуло: этого милого человека хотелось погладить по лицу. Того, что в коридоре, следовало не гладить, а ваять из мрамора, но этого, вождя, - сначала гладить. А потом, возможно, тоже ваять, но из красного дерева.

Тут же и выяснилось, что этого, вождя, в безрукавке, ваять придётся лично мне. Из русских слов. И так реалистично, чтобы партнёры-англичане тоже поняли. Это и было лицо бренда "Мужик" Александр. Приехали.

Хотелось крикнуть: "Ошибка! Он не может красоваться на рекламе сигарет! Он - настоящий! Его нельзя курить!!!" Но: "Это работа!" - шепнул змей, отчего Каин воодушевился дополнительно.

Я начала с самого плохого: попросилась курить. Он очень хорошо встал, не быстро и не медленно, повёл меня в другую комнату, где были по-солдатски застеленные койки, деревянные стулья и тишина. Дал спички, пепельницу, открыл окно.

- А сигареты у вас есть?

- Да, но не "Мужик", - будто извинилась я, закуривая верблюда.

- Ах, "Мужик"!.. - улыбнулся он с таким вежливым пониманием, будто это я, а не он - лицо бренда.

Ужасное подозрение вцепилось в мои раскалённые мозги: он не чувствовал себя лицом этого бренда! Совсем.

Стало неловко. Здесь, в сарае с тренажёрами, я суечусь как деклассированный элемент, случайно забредший в великосветское общество. Тут свои законы и запахи. А у меня, считай, праздный интерес. Как у мелкого карманника, копеечно-бездарно попавшего в тюрьму, но, ввиду новых пенитенциарных подходов, вывезенного на перевоспитательную экскурсию в Алмазный Фонд. Вообразите, если есть время.