Елена Черникова - Вишнёвый луч

- Ты говоришь так, будто ты моя душа и имеешь право на личное мнение, - нерешительно буркнула я в ответ и вся продрогла, как всегда от говорения глупостей.

- Господи, - вздохнула бабушка. - Господи.

Мимо нас пронесли покойника. Я посмотрела в его лицо. Надо же! Опять Пётр...

Звучала музыка, приличествующая случаю: "Адажио" Альбинони. Интересно, подумала я, как ребёнок: почему Петру приспичило упокоиться в такую стынь, под градом и ветром? Ведь на могиле будет пусто, ведь ветер унесёт все цветы и венки, и даже фотографию, и холмик из глины. Почему он не завещал хоронить себя в другую погоду? Ведь он педантичен и предусмотрителен.

Я посмотрела вокруг. Оксаны не было. Почему я назвала ту остроумную даму Оксаной? Как ту собаку, помните? я ей розу подарила.

А, пустяки. Приснилось. Пётр ещё прошлой осенью приходил ко мне во сне и сказал, что Оксане срочно требуются лыжи, а то она не будет спать с ним. Другим стервям нужны бриллианты, а этой - лыжи вкупе со здоровым образом жизни. Она даже в клуб специальный ходит. А он ждёт, пока она накачает свою вагину. Ах, непонятно чем? Да мускулами же. Мускулатура нужна. Специальная резвость п...ы развивается теперь даже у относительно приличных женщин, но с помощью упражнений. Они сделали свои тонкие выводы из туристских сообщений, что в барах Таиланда девушки умеют курить. Ложатся на спину, разводят ноги, вставляют сигаретку - и дым пускают. А некоторые даже камушками постреливают.

Остальные граждане думают, что в фитнес-клубе дамы борются с животом и целлюлитом, а они, на самом деле, развивают мышцы промежности, чтобы обскакать всех соперниц. Оксана просто обязана была смекнуть, что тут какая-то собачка порылась. Оксана умная, поэтому она первая из приличных женщин догадалась, что весь секрет - в правильной постановке тех самых мышц. Как у вокалистов: правильное дыхание. Как у пианистов: правильная постановка рук. Оксана имеет глубокие психологические знания. А наука умеет много гитик. А любовь, по Оксане, это наука. Тренироваться надо.

...Оксаны не было! Значит, можно подойти к Петру, поправить цветы, попрощаться с покойным методом лобового целования, и никакая Оксана больше не будет заставлять его покупать ей корейскую капусту и лыжи в обмен на бесперебойное предоставление ему фитнес-вагины. Меня пронизала полновесная любовь к Петру. Я простила его.

Я вся взвилась под грозовые облака, набитые льдом: о чудо! Оксана ушла! И тот зелёный пакетик на ванной полке, который разлучил меня с Петром, больше не появится нигде и никогда на полках, на которые я могу случайно бросить взгляд!

Я подбежала ко гробу с Петром, наклонилась и хотела поцеловать моего возлюбленного в холодный лоб, и наклонилась, и приблизила лицо к его замраморевшей коже - и вдруг из-под крахмальной манишки выползла вся чёрная от горя Оксана. Вся выползла и накрыла его мраморное лицо, чтобы мне не досталось, своей загорелой и накаченной вагиной. Мне показалось, что Петру душно.

- Тут тебе не фитнес-клуб, - сказала я Оксане и смахнула её на асфальт.

Она со хлюпом и писком шмякнулась, а я решительно подняла брезгливую ногу, чтобы наконец-то раздавить гадину.

Но чёрная, как её загорелая п..а, стремительнее саламандры, Оксана вспорхнула с асфальта и пролезла в гроб и юркнула под манишку.

Я уже не смогла поцеловать возлюбленного в лоб. Я просто побоялась, что она опять вылезет и что у неё во всех лапках будет по зелёному гигиеническому пакетику, коим пользуются городские дамы, живущие по понятиям современности.

Бабушка терпеливо ждала на углу, пока я прощалась с прошлым. Когда я вернулась, она ничего не сказала, но я поняла, что ей смешно.

- А мне не смешно, - сообщила я ей.

- Пойдем вон под ту крышу, тебе покурить пора, - миролюбиво сказал бабушка, со всем своим глубочайшим пониманием меня и мира.

- А Пётр и Оксана и не курили, - заметила я невпопад.

- Кого е..т чужое горе? - спросила бабушка.

- Что ты хочешь? Чтобы я сразу справилась со всем земным?

- Посмотри вокруг, - резко сказала бабушка, - посмотри. Есть кое-что и поважней твоих слёз.

И ведь было на что посмотреть. Только я не видела этого раньше.

По улице шли толпы оборванцев. Дождь сменился снегом. Лица пешеходов, их руки, ступни, - всё было синюшное, а зубы чёрные с агатовым отблеском.

Оборванцы, придерживая пародонтозные зубы, выкрикивали в небо:

- Мы не рабы! Рабы - немы. Рабы - не мы. Мама мыла раму. Мама мыла харю. Мама мыла кришну. Мы не рабы!..

- Что это? - оторопела я.

- Общество на прогулке. Мы вышли, они вышли, все вышли. Грамматика власти. Тебя всего один идиот чуть не насмерть зашиб, а здесь их вон сколько. Посмотри! Всё, что ты чувствуешь - смешно. Смехотворно и неправда.

- Ты могла бы и раньше сказать мне, что мои страдания мелки, а их крупны, и я сразу успокоилась бы, - усмехнулась я, стараясь играть светскую даму.

Один оборванец подошёл ко мне и протянул чёрную ладонь.

- Чего вы хотите? - спросила я вежливо.

- Жрать, - ответил он вежливо.

- У меня нет еды, а деньги дома.

- А я ни в чём твоём не нуждаюсь, - выспренно пояснил оборванец. - Мне жрать хочется, а не денег твоих или дома твоего.

- Логично, - согласилась я. - И что будем делать?

- Спасать Россию, - моргнул оборванец, удивляясь моей тупости.

- Я из другого ведомства, - объяснила я.

Тут бабушке стало невмоготу и она, выдернув из-за спины мешок, протянула его моему собеседнику. Из мешка валил пар, пахло супом и шашлыками.

- Эх ты, дура, - сказал оборванец кому-то из нас и взял мешок, принюхиваясь. - Мне ведь жрать, а не поесть надо.

- А им? - кивнула я на толпу, покорно бредущую влево.

- Не знаю. Мы не договаривались, - буркнул оборванец и съел один шашлык не жуя. - Мы просто ходим и спасаем Россию. Мы - власть.

- Часто спасаете? От кого? - поинтересовалась я, разглядывая его худющий голый живот, в котором желваками ходили куски шашлыка.

- Да как время свободное, - он приласкал свой живот антрацитовой ладонью. - От вечных проблем.

- И часто вы свободны?

- Знаешь, милая, на каждый закрытый вопрос можно ответить восемью разными способами, и все ответы будут правильные.

- О, вы знаете, что такое закрытый вопрос? - насмешливо сказала я, вспомнив, как трудно давалась моим студентам техника интервью.

- Да, я профессор четырёх факультетов журналистики двух академий.

- А что же... так? - беспощадно развеселилась я, показывая на его шаткие дырчатые зубы.

- Так, - исчерпывающе ответил он. - Не всегда вписываешься в информационный поток, понимаешь ли. Удар - и вот, зубам капут. Обычное дело.

- Спасибо за разъяснение. В поток нельзя вписаться. Профессору следует это знать и заблаговременно прятать зубы.

Бабушка протянула ему ещё один мешок, благоухающий едой.