Денис Драгунский - Ночник. 365 микроновелл

Кто-то говорит: «Почему людям богатым и влиятельным легко избежать судебного преследования, вообще избежать ответственности, а людям бедным и ничтожным – наоборот? Чужой собачке лапку отдавишь – и на тебе: полиция, суд, тюрьма. А богатого человека застигнешь, как он труп несет топить в болоте, по простоте своей побежишь в полицию, а полицейский скажет: «Какая чепуха! Лорд Тимблтон – уважаемый человек в нашем округе, как можно беспокоить его по каким-то пустякам! Где доказательства? Ах, вы сами видели? А кто вы такой, сэр? Констебль! Проверьте личность этого подозрительного господина!»».

< Очень банально, разумеется. Но весь этот разговор был в виде клякс. Да, да! Я слышал эти рассуждения, а на стене расплывались и переливались цветные кляксы. Человек богатый и влиятельный был фиолетовой кляксой. Человек бедный и ничтожный – желтой кляксой. >

Будто бы Миша Глобачев просил меня выправить мою собственную статью для какого-то журнала. Я вписываю туда вот такую идиотскую фразу: «Ульрих и Корнелий Тацит вспоминают о старых римских доблестях».

Отсылаю по электронной почте. Тут же спохватываюсь: какой, к чертовой матери, Ульрих? Старинный немецкий сатирик Ульрих фон Гуттен? Ничего подобного он вроде бы не вспоминал. Сталинский судья Ульрих? Да что я, с ума сошел? Ясно, что это безумная описка. Надо срочно исправить. Например, «Цицерон и Корнелий Тацит».

Звоню Мише, не могу дозвониться. Представляю себе, как это появится в журнале, как все будут смеяться. Потом думаю, что Миша всё-таки соображает, он сам поправит или мне позвонит, в крайнем случае. Спросит, что я имел в виду. Да, но вдруг он пропустит?

Просыпаюсь и понимаю, что это был сон. Снова засыпаю, и снова мучаюсь. И так раза три, пока окончательно не проснулся.

Что-то мне мешает на пальцах ног. Просто невозможно ходить. Снимаю туфли – боже, там наросла какая-то задубевшая кожа по уголкам ногтей. Беру щипчики и состригаю. Бросаю на пол. Прибегают кошка и два котенка < вчера я видел в кафе вот эту кошку с этими котятами > и начинают грызть эти твердые кусочки кожи.

Я стригу кожу у себя с пальцев, они весело хватают и едят.

Мы с какой-то женщиной собираем самодельную ядерную бомбу. Я во сне прекрасно понимаю, как она работает. Надо установить детонатор, он похож на кольцо, сделанное из бумажной ленты. Этой лентой надо обмотать, окружить капсулу, в которой – заряд.

Эта бомба – уже вторая. Первую мы уже взорвали где-то под Москвой, в старой промзоне. У взрыва есть какая-то цель, может быть, даже политическая, но я ее совсем не помню.

Я говорю женщине:

– Не было никакого первого взрыва. Нам это всё снится. Потому что по телевизору в новостях ничего не было.

Она говорит:

– Если бы снилось, то во сне в новостях было бы.

– А если это на самом деле, то почему нет в новостях? – говорю я.

– Они всё скрывают! – говорит она.

Я сдал в комиссионный магазин два свитера и очки.

Потом пошел получать деньги. Магазин с галереями и огромным пространством в середине. Как «Детский мир». Только галерейки очень узкие, не протиснешься.

Темно и неприбрано. Один свитер продался, другой – нет. Вижу на полу за прилавком мои очки, которые я тоже сдал продавать. Говорю: «Эй, а почему мои очки на полу валяются?»

Продавец показывает мне две пары квадратных наручных часов. Их браслеты пристегнуты друг к другу. Издалека кажется, что это очки.

Оля идет со мной в больницу. Меня пускают, а ее нет.

Она достает из сумки белый халат и надевает его. Ее всё равно не хотят пропустить.

Тогда она говорит охраннику:

– Я в списке!

Он, не заглядывая ни в какой список, кивает и пропускает ее.

Женщины вокруг меня что-то говорят, что-то делают, я не понимаю или не запомнил. Но запомнил их одежду.

Даже не одежду, а ткань: белая, сверкающая льняная рогожка.

Приснился реальный случай. Как я возвращаюсь из Минска в 1978 году. Я там был на киностудии «Беларусьфильм». Еду в СВ (за счет студии, разумеется). В соседних купе едут знаменитые артисты разговорного жанра, конферансье и сатирики: Борис Брунов, Эмиль Радов, а также Борис Владимиров и Вадим Тонков (дуэт «Авдотья Никитична и Вероника Маврикьевна»).

Брунова я видел на перроне, кивнули друг другу: он был нашим соседом по дому на Каретном. Вот поезд трогается, и тут же просовывается Брунов.

– Пойдем выпьем чарочку за память твоего папы, – говорит.

Пойдемте, конечно! А у него в купе уже вся компания.

Водка, сардины в консервной банке. Борис Сергеевич сказал что-то трогательное (моего папу и вправду многие любили). Выпили. Потом за меня выпили, за мои будущие успехи. Потом за Брунова, за Радова, за Никитичну и Маврикьевну. Шутки, анекдоты. Брунов курил сигары. Мы очень шумели, нам даже сделали замечание – через проводника.

Я ужасно напился. В купе со мной ехал пожилой минский профессор-медик. Читал «Журнал невропатологии и психиатрии». Когда я вернулся, он уже спал. Во сне я спрашивал его, кто же он такой – невропатолог или психиатр. Во сне тогда! Тогда мне, пьяному, снилось, что я разбудил его, чтобы спросить, – и я просыпался, стыдясь собственного хамства и пьянства.

Но сейчас посмотрел этот сон с удовольствием. Ощущая водку и сардинки, сигарный дым и стук колес.

< Ну, конечно, я же в поезде ехал! Мы с Олей возвращались из Риги в Москву. >

С ребятами из «Клуба 2015» спорю по поводу нашего проекта «Сценарии для России» и по поводу самих сценариев. Говорим про Институт национального проекта и почему-то про мой журнал «Космополис». Среди собеседников – Андрей Арофикин и его жена Лена Титова.

Не помню, о чем спор. Но я все время возражаю. Чем сильнее и резче я возражаю, тем лучше я себя чувствую – свободнее, легче, увереннее.

– Но разве мы виноваты? – спрашивает кто-то.

– Да! – отвечаю я.

Много людей в синих костюмах (мужчины) и темно-серых платьях (женщины). Похоже на Русский театр в Риге.

Мы хотим снять дачу у Аллы Нагибиной. Подробно осматриваем еще ту, старую дачу, с великолепно обставленными комнатами, с верандой, где стекла в пол, с камином в столовой, с кабинетом покойного писателя, и всё такое. Потом переговоры о цене. Потом вдруг выясняется, что речь идет о маленьком домике, в сущности, не домике даже, а о комнате над гаражом. Потому что тот старый, поразительно красивый дом уже продан и сломан.

Незнакомые люди – отец и сын – собираются куда-то отвезти меня на машине. Они всё время рассуждают, хватит ли им бензина доехать до заправки, достаточно ли в двигателе масла, тосола и прочего, всё время открывают капот и предлагают мне заглянуть. В конце концов, я залезаю на заднее сиденье, склоняю голову на чемодан, который стоит рядом, и засыпаю. Во сне чувствую, как машина трогается.