Трейси Шевалье - Прелестные создания

Не похоже, однако, чтобы это хоть сколько-нибудь занимало других. Я надеялась, что кто-нибудь за чашкой чая в нашей гостиной обратится ко мне с таким вопросом: «Вы знаете, мисс Филпот, аммониты напоминают мне скорее улиток. Не думаете ли, что это некая разновидность улиток, которой мы не видели прежде?» Вместо этого они говорили о грязи на дороге из Чармута, или о том, что собираются надеть к следующему балу, или о бродячем цирке, который собираются посетить в Брид-порте. Если они и говорили что-то об окаменелостях, то лишь затем, чтобы остудить мой интерес.

— Как вы можете в такой мере увлекаться простыми камнями? — спросила меня однажды моя новая подруга, которую Маргарет привела с собой из Курзала.

— Это не просто камни, — попыталась объяснить я. — Это животные, которые окаменели оттого, что жили очень давно.

— Какой ужас! — вскрикнула она и повернулась, чтобы послушать игру Маргарет.

Посетители часто обращались к Маргарет, когда находили Луизу слишком молчаливой, а меня — чересчур разговорчивой. Маргарет всегда умела их развлечь.

Мой энтузиазм и любопытство разделяла одна только Мэри Эннинг, но она была слишком юна, чтобы пускаться в такие ученые разговоры. В те годы я иногда чувствовала, что жду, чтобы она наконец выросла и у меня бы появилась возможность всерьез обсуждать волновавшие меня темы с близким мне по духу человеком. И надежды мои оправдались.

Сначала я думала, что могла бы поговорить о своих находках с сэром Генри Хоустом Хенли, хозяином Колуэй-Мэнора и членом парламента от Лайм-Реджис. Он жил в старом особняке, стоявшем в конце тенистой аллеи на окраине Лайма, примерно в миле от нашего коттеджа. У лорда Хенли была большая семья; кроме его жены и детей у него были близкие родственники в Чарде, в нескольких милях от моря, и в Колуэй-Мэнор часто устраивались званые вечера. Нас тоже время от времени приглашали — на обед, на рождественский бал, на открытие сезона охоты, когда сэр Генри торжественно распоряжался раздачей портвейна егерям и загонщикам.

Семья Хенли была самой аристократической семьей в Лайме, и лорда Хенли не смущала грязь на его охотничьих сапогах. У него имелась своя коллекция окаменелостей, и когда он узнал о моих пристрастиях, то усадил меня за обедом рядом с собой, чтобы мы могли вдоволь наговориться. Через несколько минут я выяснила, что лорд Хенли не является знатоком в нашем деле. Окаменелости для него были всего-навсего предметом коллекционирования, благодаря чему он мог считать себя человеком достаточно широких взглядов. Он принадлежал к тому типу мужчин, для которых ум является скорее помехой, так как они полагаются на свою сноровку и отменное здоровье. Я попыталась разговорить его, спросив, что, по его мнению, представляют собой аммониты. Лорд Хенли хмыкнул и пригубил бокал с вином.

— Разве никто не сказал вам, мисс Филпот, что это черви! — Он поставил бокал на стол, кивнув слуге, чтобы тот снова его наполнил.

— Почему в таком случае они всегда свернуты в кольца? — спросила я, обдумав его ответ. — Я никогда не видела, чтобы живой червь принимал такую форму. Или змея… Ведь некоторые полагают, что это змеи.

Лорд Хенли беспокойно подвигал ногами:

— Полагаю, вы не много видели людей, лежащих на спине со скрещенными на груди руками, так ведь, мисс Филпот? Однако хороним мы их именно так. Черви свертываются в клубок, когда умирают.

Я едва не фыркнула, потому что мне предстало зрелище сонма червей, собравшихся вокруг одного из своих покойных собратьев, чтобы свернуть его в клубок перед тем, как предать земле. Идея была явно смехотворная, и все же лорд Хенли не сомневался в своей правоте. Однако выяснять его взгляды на похоронные обряды низших существ я не стала, потому что Маргарет, сидевшая за столом чуть дальше от меня, качала мне головой, а мужчина напротив вскинул брови из-за нашего, как ему казалось, странного разговора.

Теперь я знаю, что аммониты были морскими тварями, довольно близкими к современным наутилусам, с раковинами и щупальцами, как у головоногих моллюсков. Жаль, что я не могла сказать об этом лорду Хенли на том обеде, когда он с такой уверенностью говорил о свернувшихся червях. Но в то время я не обладала ни достаточными научными познаниями, ни уверенностью в себе.

Позже, показывая мне свою коллекцию, лорд Хенли выставил себя еще более невежественным, не будучи способным отличить один аммонит от другого. Когда я указала, что один из них был отмечен прямыми шовными линиями, пересекающими спираль, в то время как на другом у каждой линии имелись две шишечки, нарушающие спиральную форму, он похлопал меня по руке.

— Какая же вы умненькая! — сказал он, покачивая головой.

Тогда я почувствовала, что мы с ним никогда не будем вместе ломать голову над загадками древней природы. У меня были и терпение, и зоркость к деталям, необходимые для изучения своих находок, а лорд Хенли обходился без лишних, по его мнению, знаний и не желал, чтобы ему об этом напоминали.

Джеймс Фут был другом семьи лорда Хенли, и наши пути должны были пересечься на рождественском балу, когда в особняке собралась добрая половина населения Западного Дорсетшира. Но мы с Луизой впервые услышали о нем за завтраком после одного из летних балов в Курзале.

— Я ничего не могу есть, — объявила Маргарет, усаживаясь за стол и взмахом руки отставляя тарелку с копченой семгой. — Я слишком взволнована! Кажется, я влюбилась.

Луиза вскинула глаза на сестру, а я просто улыбнулась в чашку чая. После балов Маргарет часто делала совершенно невероятные заявления, и мы хотя и смеялись над ними, но не останавливали ее.

— Как на сей раз его зовут? — спросила я.

— Джеймс Фут.

— В самом деле? А сколько в нем футов?

Маргарет состроила мне гримасу и взяла с решетки ломтик поджаренного хлеба.

— Он джентльмен, — возвестила она. — Он друг лорда Хенли, у него ферма возле Биминстера, и он прекрасно танцует. Он уже попросил меня о первом туре на балу во вторник!

Я смотрела, как она грызет свою корочку хлеба. Хотя подобные признания мне достаточно часто приходилось слышать и раньше, что-то в самой Маргарет изменилось. Она казалась более замкнутой. Подбородок у нее был опущен, как будто она удерживала лишние эмоции и погружалась в себя, чтобы прислушиваться к новым чувствам, в которых пыталась разобраться. И хотя ее руки по-прежнему не знали покоя, их движения были более предсказуемыми.

«Она готова к тому, что он сделает ей предложение», — подумала я. Уставившись в скатерть — бледно-желтую ткань, расшитую по краям нашей покойной матерью, а теперь усыпанную крошками, — я вознесла короткую молитву, прося у Бога помощи в начинаниях моей сестры. Подняв глаза, я встретилась со взглядом Луизы. Вероятно, в моих глазах грусть соперничала с надеждой. Я и прежде посылала Богу много молитв, которые оставались без ответа, и порой задумывалась, слышал ли Он то, о чем я Его прошу, или пропускал мои просьбы мимо Своих ушей?