Прийя Базил - Имбирь и мускат

Раджан заметил, как она поглощена собой, и задумался о разнице между родителями. Всегда любознательный Карам и по сей день изучал жизнь, стремился к новому. В свои шестьдесят отец был по-прежнему высок и крепок — долгие годы он прямо сидел за столом, чтобы не помять рубашку. Сарна, напротив, погибала от знаний, безуспешно пытаясь изгнать духов прошлого. И если Карам искал вдохновения в путешествиях, книгах и общении с другими людьми, то Сарна замкнулась в своем тесном кулинарном мирке. С помощью готовки она хотела переиначить жизнь. Ее губы истончились, уголки опустились вниз, словно устав от ежедневных жалоб. Глаза запали, будто хотели укрыться от мира, который так и не пожелал соответствовать ее требованиям. В блеклом, некогда манящем взгляде читалась безысходность: Сарна не смогла убежать от своих демонов. У нее печальное лицо, вдруг осознал Раджан. И все же оно величественное, царственное и упрямое. Кожа на нем по-прежнему безупречна: ни одной морщинки. Несмотря на грузное телосложение, Сарна, без сомнения, была самой привлекательной женщиной в гурудваре. Она одевалась ярко и с шиком, оставив более спокойные тона и фасоны своим современницам. Это уменьшало, хотя не скрывало полностью урон, нанесенный ей годами ошибочных решений.

— Напоследок, — подытожил Карам, — я бы хотел прочесть вам чудесные слова Томаса Джефферсона: «Если ты разгневан, то, прежде чем говорить, сосчитай до десяти; если сильно разгневан — до ста».

— Отличное выступление, пап. Мне очень понравилось, — сказал Раджан, подойдя к отцу, когда все направились в столовую.

Не умея принимать комплименты, Карам от них уклонялся.

— О, ты бы справился гораздо лучше. Ты ведь человек образованный. Я столько раз просил тебя сказать речь. Например, о законах.

— Я уже давно не специалист по праву, — с досадой и раздражением ответил Раджан.

— Ну, или о рекламе, — попытался загладить вину Карам. — Приходи и расскажи нам о рекламе.

Сын предпочел сменить тему разговора:

— Я заметил, что твои слова не очень-то подействовали на маму.

— Она сказала что-нибудь? Думаешь, она все поняла?

— Нет, вряд ли. Она… была слишком занята собой, чтобы слушать.

— Ох, как всегда. От моих выступлений Сарне никакого проку, — посетовал Карам. Множество раз он писал речи специально для нее, пытаясь объяснить то, что не мог сказать лично. — Ей неинтересно. Я не знаю, где она витает. Мы беседовали о депрессии, диете, гордости — сколько всего полезного она могла бы почерпнуть для себя! — Он свернул бумаги в трубочку. — «На твоем месте я бы обратил внимание на сегодняшнюю лекцию», — говорил я сотни раз. Она же просто сидит и ничего не слышит. Все речи на пенджабском, мысли доступные — почему бы ей не узнать что-нибудь новое? Не понимаю, — Карам похлопал трубкой по ладони. Сегодня Сарна была ему чужой, как никогда.

— Ох-хо, махарани постелила для себя красную дорожку! — заметила Персини, поднимаясь на крыльцо дома по Эльм-роуд. — Никак короля ждете? — с усмешкой бросила она Сарне, которая встречала гостей у порога.

— А как же! Я ведь знала, что вы придете. — С еще более натянутой улыбкой отвечала та.

Ее лоснящиеся волосы выглядели так, словно она полировала каждый по отдельности. Персини вошла и украдкой поглядела на себя в зеркало. Тусклый свет в коридоре — Карам не вкручивал лампочки ярче сорока ватт — льстил цвету ее лица, но хрупкие волосы казались в нем еще слабее. Она решила порыться в ванной и разнюхать, какой краской пользуется Сарна. Незаметно лизнув палец, Персини пригладила брови, чтобы подчеркнуть их необычайную остроту. Потом вошла в гостиную.

— Тут, видно, король и королева Великобритании поселились, а, Бхраджи? — Она перевела взгляд с ковра на Карама.

— Что ты, мы бедняки, — ответил тот, подумав о жильцах. — Просто пора было менять ковер, и Сарна захотела купить красный.

«Он все еще любит чертовку», — подумала Персини, увидев, как нежно Карам провел по алой шерсти носком блестящего ботинка. Она задрожала от зависти.

— Да, — улыбнулся он. — Сарна прямо помешалась на красном с тех пор, как увидела по телевизору свадьбу принца Чарльза и леди Дианы.

Вошли остальные родственники. Первым был Сукхи, потом его зять Сурвит Чода и Рупия с четырехмесячным сынишкой на руках, Джимджитом. Следом шли пухленькие девочки-близняшки Руби и Перл, имена которых означали — рубин и жемчужина, их заново познакомили с сыновьями Пьяри, Амаром и Арджуном. Мальчики недавно стали ходить в новую лондонскую школу.

В коридоре Сарна уже шепталась с дочерьми:

— Вы видели этих толстух? «Драгоценные камни в короне моей Рупии» — так их величает Персини. Они больше похожи на футбольные мячи. Следовало назвать их Пышка и Плюшка.

— Ми! Ш-ш-ш, — оборвала ее Пьяри, пока Найна хихикала и вешала пальто на перила.

— Как зовут ее сыночка? — спросила Найна.

— Джимджит, — фыркнула Сарна и пошла к гостям.

— Они называют его Джем — самоцвет, — зашептала Пьяри. — Если он пойдет в сестер, можно будет звать всю троицу «Роллинг Стоунз».

Этот обед должен был состояться давным-давно. Согласно обычаю, Карам и Сарна пригласили в гости всю семью новорожденного, чтобы его благословить. Когда истекли шесть недель после родов, в течение которых мать и дитя не могли выходить из дома, Сарна назначила день. Карам был старший в семье, поэтому к нему надо были идти в первую очередь. Персини медлила. Больше двух месяцев она откладывала визит по самым разным причинам: то малыш неважно себя чувствовал, то Сурвит уехал на конференцию, то у них поломалась машина, то Рупия заболела гриппом, то Сукхи скрутил артрит. Однако неурядицы не мешали Персини навещать других братьев Карама. И только потом она снизошла до встречи со своей давней соперницей — Сарной.

Единственным блюдом, которое Персини одарила своим вниманием, был десерт: она догадалась, что миндальный кекс с апельсиновым ароматом — не Сарниных рук дело.

— Очень вкусно. Это ведь ты испекла, Пьяри? — спросила она.

— О да, — ответила за дочь Сарна. — Она научилась печь еще до того, как сварила первый дал.

— У Рупии получаются дивные десерты. Правда, бхабиджи она делает такое, что и вообразить нельзя! — Персини всегда хвалилась дочкиными успехами. Она превозносила ее с того дня, как Сарна родила близняшек, будто хотела доказать, что одна Рупия стоила двух девочек.

— Да, обожаю кексы! — Рупия смахнула белокурые пряди с пухлых щек. Она стала блондинкой, как только вышла замуж, — видно, решила продолжить Чодину семейную традицию экспериментировать с волосами.

— Нашим дочерям было проще, чем нам. Пьяри ходила на курсы, где ее учили готовить десерты. Она купила себе поваренную книгу, стряпает по рецептам. Мы о таком и мечтать не могли — всему сами учились. Мне бы и в голову не пришло смотреть в книгу. Я даже не знала, что такие бывают. — Сарна считала, что готовить по рецепту — последнее дело.