Прийя Базил - Имбирь и мускат

Хирург снабдил их краткими сведениями:

— Анестезия еще действует, все прошло хорошо. Она скоро поправится. Завтра мы ее выпишем. — Он черкнул что-то в блокноте. — Пусть поменьше говорит в первые дни. Некоторое время голос будет хриплым, потом все пройдет само собой. Через несколько недель — точно,

— Так быстро? — Карам поправил галстук.

— Да, миссис Сингх очень повезло. Она ведь не певица? — поинтересовался врач.

— Смотря что вы считаете вокалом, — ответил Карам. — Она довольно часто берет высокие ноты, если честно,

Хирург сдержал улыбку.

— Я только хотел сказать, что обычно узелки в горле образуются у певцов, чаще оперных. Они так и называются — «узелки певцов». Понятное дело, их удаление часто приводит к нежелательным последствиям.

Сбитый с толку, Карам попросил врача рассказать поподробнее. Выслушав доктора, он спросил:

— То есть выходит, моя жена заработала себе опухоль тем, что много разговаривала? — Его губы растянулись в злорадной усмешке.

— Хм, довольно трудно сказать наверняка, мистер Сингх. — На этот раз врач не выдержал и улыбнулся. — Я не знаю вашу жену и ее вокальные… привычки. Но подобные узелки часто возникают от перенапряжения голосовых связок.

Карам ухмыльнулся и чуть не захлопал в ладоши от восторга. Когда хирург вышел из палаты, он повернулся к Найне и Пьяри, которые сидели по обе стороны от Сарниной кровати и тоже улыбались. Увидев, что глаза матери снова задвигались под веками в молчаливом упреке, Найна тут же посерьезнела.

— Я всегда удивлялся, как ей удается столько кричать. Хоть бы раз сорвала голос! У меня даже возникало чувство, что у нее изо рта вот-вот вывалится язык — так она усердно им работала. — Карам подошел к кровати и присмотрелся к Сарниному горлу.

— Теперь ясно, почему она не пускала тебя к доктору Джасгулу. Не хотела, чтобы мы знали, — предположила Пьяри.

— Точно! — Карам хлопнул ладонью по железному каркасу кровати. — Я должен ей что-нибудь сказать. Она убеждена, что никогда не повышает голоса. А я, видите ли, всегда ору. Надо поставить ее на место.

— Питхаджи, она тебе не поверит.

— А я еще раз спрошу доктора — при ней.

К сожалению, врач больше не заходил в палату во время их визитов, а значит, преподать жене урок Карам не смог. Первые дни дома она очень страдала, и Караму опять не удалось с ней поговорить.

— Не понимаю, почему она так плохо себя чувствует? Можно подумать, ей заменили бедренную кость, — жаловался он Найне и Пьяри, которых посещали похожие мысли.

Желание разговаривать в Сарне было таким сильным, что она то и дело пыталась что-нибудь сказать, но за слабым шепотом следовал приступ кашля.

— Матушка! Несколько дней тебе вообще надо молчать! — ругалась Найна, а Карам давал жене ручку с бумагой. Сарне пришлось последовать их совету, а потом она нашла иной выход из положения. Когда Сарне что-нибудь требовалось, она брала пульт управления и включала телевизор на всю громкость.

Спустя три дня, не в силах больше сдерживаться, Карам поднял вопрос о природе ее болезни. Сарна лежала на диване, скрестив ноги. В одной руке у нее был пульт, а другой она поглаживала горло, словно нащупывая признаки выздоровления.

На кухне, где Найна варила суп, было слышно, как Карам начал пересказывать Сарне свой разговор с хирургом. Найне захотелось, чтобы рядом была сестра — вдвоем намного проще переносить семейные ссоры. Но Пьяри с мальчиками уехали отдыхать в Турцию. Понадеявшись, что в ее присутствии Сарна не закатит скандал, Найна вошла в гостиную и стала накрывать на стол. Карам как раз повторял жене слова врача, немного их приукрасив: «Ваша супруга слишком много говорит». Сарна злобно нахмурилась, ее ноздри задрожали, как у кролика. Зная, что не сможет заглушить голос мужа сама, она сделала громче телевизор. Карам тут же его выключил, загородил собой экран и погрозил жене пальцем: «Если ты не перестанешь ругаться и кричать, у тебя опять исчезнет голос — вероятно, навсегда!» Сарна снова и снова жала на кнопки пульта, будто с их помощью пыталась управлять мужем. Когда ничего не вышло, она закашляла.

Карам пренебрег первым приступом и продолжил ее поучать. Тогда Сарна хрипло скомандовала: «Баста! Хватит!» В то же мгновение кашель ухудшился. Через минуту она уже задыхалась: отчаянно хватала губами воздух, а по ее красным щекам струились слезы. Найна бросилась к ней и велела Караму принести воды. Только через полчаса Сарна задышала нормально и попыталась произнести несколько слов — с ее губ не слетело ни звука. Даже слабый шепот, сохранившийся после операции, исчез. Карам и Найна были в ужасе. Они испуганно переглянулись.

Сарна не делала тщетных. попыток заговорить. Карам побледнел. Всю жизнь он мечтал укоротить острый язычок жены и невольно в этом преуспел, но теперь победа казалась ему преступной. Внезапно Сарна схватила бумагу с ручкой, написала: «Пропал» — и вцепилась рукой в горло. Затем вырвала из блокнота листок и на чистой странице нарисовала стрелку, указывающую на Карама. Вуаля! — ответственность за ее болезнь мгновенно легла на чужие плечи.

— Позвать врача? — Карам виновато ковырял пуговицу на рубашке.

Сарна решительно покачала головой.

— Может, голос еще вернется. — Найна быстро протерла зеркало на стене — в приступе кашля Сарна его забрызгала. Отказ матери успокоил Найну. Если бы у Сарны действительно пропал голос, она сразу вызвала бы «скорую». Получается, она опять изображает жертву. Спор, разгоревшийся полчаса назад между ней и Карамом, продолжался без единого слова, и выигрывала его Сарна.

Следующие несколько дней Карам и Найна поджидали, когда Сарна потеряет бдительность и проговорится. Они все время уверяли друг друга, что Сарна выздоровеет, но не сознавались открыто в своих подозрениях. Оба чувствовали себя виноватыми за то, что обрекли ее на молчание.

Через два дня после выписки она выглядела и чувствовала себя замечательно. Найна вошла на кухню после душа и застала Сарну за неблаговидным занятием: та возилась с едой, которую дочь приготовила утром. Тайком добавляла в дал лимонный сок, потом макала в него пальцы и с довольным видом их облизывала. Удивленная Найна замерла в дверях. Обычно ее расстраивала мамина привычка переделывать любое блюдо на свой лад, сегодня же она была рада: если Сарна вмешивается куда не просят, стало быть, идет на поправку.

Когда Найна вошла, Сарна испуганно обернулась и выдала: «А я думала, ты в душе!» Слова получились невнятными, сиплыми и слегка надтреснутыми, будто печенье, которое передержали в печи. Звук уже давно пекся в ее горле, ожидая, когда его выпустят наружу. Сарна тут же поднесла руку к губам. Этот жест подтвердил подозрения Найны: мама притворялась.