Прийя Базил - Имбирь и мускат

— Как же он доставил тебя в Амритсар? — Мандип махнул ложкой в сторону Карама. — Он ведь и сам болел. Да и в стране было неспокойно. Наверняка ему пришлось трудно.

— Я не знаю. Не помню. — Карам рассеянно перемешивал еду.

У Сарны на все был готов ответ.

— Это второе чудо! — заявила она. — Они приехали на рикше.

— На рикше?! — хором воскликнули Мандип и Балвиндер, а остальные поглядели на нее недоверчиво или изумленно.

— На рикше? — переспросил Баоджи.

— Да, — кивнула Сарна. — Я тоже сначала не поверила. Но повозка стояла у дома, я видела своими глазами. Амрит-джи сказал, что нашел ее у лагеря для беженцев. Просто впрягся в нее и побежал, во имя своей жизни и жизни Карама. Представьте, сколько он прошел из Лахора! Вы ведь были там, верно? — спросила Сарна у Карама.

— Да, это англо-ведическая школа Дайананды. — Он был рад, что хоть в чем-то уверен. По крайней мере он еще был собой, когда они туда прибыли. Мог зацепиться за это воспоминание.

— Из Лахора в Амритсар на рикше, — продолжала Сарна. — Сколько это? Около сорока километров? Амрит-джи прошел это расстояние, пока Дхарджи лежал без чувств в повозке. Я спросила его: «Но как вышло, что никто вас не остановил?» Тогда на дорогах было опасно. Комендантский час, всюду вооруженные головорезы — они патрулировали вокзалы. «Мы ехали по воздуху, Бханджи, — ответил Амрит. — Летели, как птицы. Никто не смел и пальцем нас тронуть, потому что мы плыли в руках Господа». Так он мне сказал. Слово в слово, — подчеркнула Сарна, заметив сомнение на лицах слушателей. — Амрит уже болел, и дорога забрала у него последние силы. Может, он бредил. Летели они или нет, но рикша — это просто чудо. Потом они оба несколько недель пролежали в постели. Амрит сказал, что Дхарджи болен гепатитом, Мы их обоих лечили от этой болезни, лучше не становилось. Я сидела с ними дни и ночи напролет, почти не ела и не спала. «Что-то не так», — сказала я Бибиджи. И она позвала другого доктора, который сделал анализы. Он утверждал, что это тиф. Еще немного, и они бы погибли. Дхарджи начал поправляться. Я от него не отходила. Амрит-джи становилось только хуже. Он умер спустя два месяца, как вернулся в город.

Сарна, тронутая воспоминаниями и довольная своей версией событий, вытерла слезы.

Персини поджала губы и вскинула брови. Она с цинизмом отнеслась к тому, как Сарна описала себя жертвой и героиней в истории, где Карам и Амрит играли второстепенные роли.

Мандип задумался: на что готов человек ради другого? Он бы никогда не пошел на такой подвиг — даже ради своих братьев. А потом спросил себя: каково это — ущипнуть гладкую молочную кожу Сарны, которая выглядывала из-под сари, когда та наклонялась?

— И сколько вы пробыли в Лахоре? Что там происходило? — спросил Мандип, вытирая лепешкой соус. Он слышал о Лахоре удивительные истории. Там процветали сикхи. Они прокладывали широкие дороги и разбивали прекрасные сады.

Карам устал от сбивчивых воспоминаний.

— Ну, мы попали в лагерь через несколько дней после отъезда из Амритсара. Мы ехали в Гуджранвалу навестить семью Амрита, когда нам помешали. Позже нам рассказывали, что беспорядки начались из-за территориальных споров — люди пытались заранее занять некоторые районы. Как бы то ни было, нас выкинули из автобуса и бросили в поле. Потом, как и семью Сарны, нас подобрал грузовик и отвез в Лахор. Думаю, лагерь был неподалеку от военного городка, там сикхи имеют наибольшее влияние. Я помню всего несколько дней — дальше болезнь взяла свое. Мы долго там были. Четыре, может, шесть недель.

— Похоже, мы никогда не узнаем наверняка, — заметил Мандип. Беседа уже порядком ему наскучила. Он надеялся услышать драматичную и захватывающую историю, вместо которой получил отрывочный рассказ о тяжелых временах и самопожертвовании. — Что сделано, то сделано. Важно, что ты цел и невредим, поправишься немного, и все будет отлично. Никто и не догадается, что ты пережил в Индии. Однажды ты и сам об этом забудешь. — Мандип поднялся из-за стола, когда его остановили слова Сарны:

— Мы не сможем забыть. У нас есть фотография.

Карам стал теребить мочку, торчавшую из-под тюрбана — еще в детстве у него была привычка чем-либо закладывать уши, если вокруг говорили что-то, чего он не желал слышать. Теперь головной убор, плотно сидевший на голове, не позволял ему заглушать звуки мира.

— Какая еще фотография? — Глаза Мандипа удивленно выпучились под сросшимися бровями.

— Мне ее дал Амрит, — ответила Сарна. — Он увидел ее в газете и сохранил. Где она?

Карам пожал плечами.

— Я сейчас. — Сарна вышла из комнаты и вернулась через несколько минут. Все столпились вокруг нее и уставились на газетную вырезку: на заднем плане человеческие трупы застыли в мучительных позах. В камеру смотрел иссохший человек, протягивающий руку в безгласной мольбе о пощаде.

— О, сыночек мой! — задохнулась Биджи. Мало что могло тронуть блестящий стальной шарик, заменивший ей сердце, но это изображение ее взволновало.

— Кхалса — избранники Господа, да пребудет победа с ним, — торжественно произнес Баоджи.

Этого Карам и боялся — традиционных и пустых реплик, умаляющих исключительность его опыта.

Все-таки показ не прошел зря. Юный Харджит, сверкнув глазами из-под толстых очков, сказал: «Теперь ты в истории». В школе они изучали разные источники сведений, и теперь он хотел применить на практике свои знания. Дома ему редко удавалось это сделать. «Ты — первичный источник сведений, а фотография — вторичный».

Никто не оценил его вклада, потому что Мандип все еще желал услышать аппетитный рассказ с лакомым концом.

— В какой газете ее опубликовали?

— «Истерн таймс», кажется, — ответил Карам.

— А… — Мандип был разочарован. — Тогда мало кто ее увидит. Только в местной газетенке и напечатали. Или… — Он умолк, не желая расставаться с надеждой на громкую историю. — Может, ее все-таки опубликовали по всей Индии! А то и по всему миру! Такое вполне вероятно, Бхраджи. — Он сжал плечо Карама. — Получается, ты почти герой, а?

Карам не был героем. Совсем.

Любому случайному наблюдателю происходящее показалось бы парадом. Грузовики были похожи на огромные суда, в каждом — микрокосмос индийской жизни: поперечный срез классов, характеров и судеб в едином шествии. Пока машины медленно продвигались вперед, военные кричали прохожим, чтобы те забирались внутрь, если им нужно убежище. В этих спешных призывах слышалось несколько ключевых слов, подчеркивающих трагичность мгновения. Солдаты говорили о войне и советовали индусам и сикхам забираться в грузовики, прихватив с собой как можно больше воды и еды. Люди высыпали на улицы. Они покидали наполовину сгоревшие дома, разграбленные магазины, выглядывали из-за тлеющих мусорных куч. Многие были измождены горем, другие бледны и похожи на привидения — казалось, они выходили из могил.