Эмма Тополь - Катья

Дэвид, не отвечая, жевал бутерброд. Челюсти ритмично двигались, глаза от удовольствия слегка сузились. Он уткнулся в журнал и, казалось, совсем забыл обо мне.

– А где твое «спасибо»? – я старалась говорить добродушно.

– Да, да, спасибо! – не отрываясь от журнала, промычал он.

Ни черта этот дурачок не видел, успокоила я себя. Не сидел бы он сейчас и не разговаривал бы со мною так спокойно.

Мне стало смешно. Надо позвонить перепуганному насмерть Стиву. Он-то ведь не знает, что страшная, как ему виделось, гроза оказалась всего лишь упавшим на крышу соседа желудем. Я встала и двинулась к выходу. Уже почти скрывшись за кухонной дверью, я довольно четко услышала:

– Я хочу поговорить с отцом. Сегодня. Дай мне его номер телефона.

Что-то в голосе этого мальчишки было такое, что заставило меня вздрогнуть.

– Конечно, – покорно сказала я.

Я поднялась к себе в спальню, села на разобранную кровать.

Здесь все еще был полумрак. Солнце исчезло, золотистая пляска в щели между шторами закончилась. На полу бесстыдно валялась скомканная простыня, у стены, рядом с ночным столиком съежилась брошенная подушка. Другая подушка, настороженно выгнув бок, притаилась в кресле. Из-под нее выглядывала бретелька того самого лифчика, который я в спешке никак не могла найти.

Я легла и закрыла глаза. Вот и все. Вот и все.

Как тяжело и грустно. То, что на меня надвигалось, казалось огромным и неотвратимым.

Ларри через четыре дня не приехал.

Неделю назад его неожиданно послали в Саудовскую Аравию в филиал компании, где он, проработав пятнадцать лет, дослужился до должности технического директора. Я была уверена, что он в своем положении смог бы и отказаться от этой поездки, но Ларри был Ларри, законопослушный американец, для которого интересы компании важнее всего.

Он сказал Дэвиду по телефону, что попробует дней через пять вернуться домой, но затем в разговоре со мной признался, что понятия не имеет, когда закончатся аварийные работы на нефтяных вышках, из-за которых он там и торчал. Это может занять неделю, а может и пару месяцев. Его присутствие, сказал он, настолько необходимо, что поднимать вопрос о возвращении бессмысленно.

Я разозлилась не на шутку. Из-за приезда его сына мне пришлось отказаться от поездки в Европу и согласиться участвовать в клубничном спектакле под названием «Счастливая семейка Ларри Стивенсона». Но попытка оказалась неудачной, Ларри умотал в командировку, а я теперь должна одна терпеть капризы чужого подростка. Убирать за ним, терпеть в своем доме его наглую ухмылку, подсматривания, безуспешно скрываться от голоса какой-то похотливо воющей певички и сходить с ума, вдыхая устоявшийся в нашем доме с момента его появления тошнотворный запах заношенных кроссовок.

Отправить Дэвида домой в Сан-Франциско было невозможно: его мамаша гостила в далекой Австралии, где она родилась и где последний раз была более двадцати лет назад. Эту двухмесячную поездку она запланировала давно. На родине кенгуру все еще проживала ее родня, и эта идиотка постоянно жаловалась Ларри, что мечтает их навестить. А мой Ларри, мой чудный добрый Ларри, решил убить сразу двух зайцев – провести с подросшим сыном лето и хоть на время остановить поток обвинений со стороны бывшей жены.

Раньше, когда Дэвид приезжал к нам на каникулы, мне было с ним легко и весело. Мы плавали в бассейне, гоняли на велосипедах, шатались по магазинам игрушек, где покупали всякую ерунду. Я его рисовала, хотя заставить посидеть спокойно даже полчаса почти не удавалось. Тогда он был милым, иногда упрямым, но поразительно доверчивым и наивным ребенком. В какие-то моменты мне даже казалось, что я испытываю к нему нежные чувства.

А в этом году полторы недели назад в аэропорту мы встретились с семнадцатилетним верзилой. Я не видела его последние три года, Ларри летом ездил без меня в Сан-Франциско и проводил там с сыном пару недель. Внешне Дэвид почти не изменился, разве что здорово вытянулся, но хорошенькое личико с ангельским легким румянцем по-прежнему было свежим. Лицо его отличалось свойственной подросткам размытостью черт, когда природа словно не может решить, что бы ей сотворить из этого существа. Но Дэвида, как ни странно, это не портило. Его движения утратили мальчишечью резвость, походка стала медленной, колени при ходьбе слегка сгибались и он, словно еще не найдя для себя в этом мире опоры, раскачивался из стороны в сторону.

Именно в тот момент, когда он в аэропорту шел к нам в наушниках, с дорожной сумкой в одной руке и iPod в другой, я поняла, что совершила ошибку. Но признаться в этом Ларри было равносильно тяжкому оскорблению, которого он не заслужил.

Конечно, ведь он был так счастлив встретить сына. Своего сына!

– Господи, ну почему я всегда должна уступать чьим-то желаниям и не делать так, как мне хочется?! – я со злостью бросила телефонную трубку после разговора с Ларри.

– Неприятный сюрприз? – Дэвид стоял в дверях моей спальни. В последнее время он возникал незаметно и бесшумно, это всякий раз меня пугало.

Сдерживаясь из последних сил, я отвернулась от него.

– Похоже, отец приедет нескоро... – с преувеличенным сожалением протянул он.

– Ты что, подслушивал? – уже не владея собой, закричала я. – Ты... Ты подслушиваешь мои разговоры по телефону?! Ты все время подсматриваешь за мной! Что тебе надо? Ну чего ты постоянно ухмыляешься? Как ты мне надоел! Душ бы принял! К тебе же подойти близко противно, так ты воняешь!

Я понимала, что это несправедливо, но остановить себя не могла.

Дэвид уже не улыбался. С его щек в секунду сошел румянец, глаза расширились. Он словно омертвел. Затем нижняя губа дрогнула, и он глухо сказал:

– Да, это ты... Ты – такая. Я так и думал...

Затем повернулся и исчез. Через секунду он появился снова.

– Между прочим, я не подслушивал. Просто спустился вниз и услышал, как ты сказала, что быть со мной два месяца – это наказание. Что ты не хочешь... не можешь... ну и конец твоего разговора с отцом. Я все понял. Все ясно, ведь я тебе мешаю.

И снова скрылся.

Проклятье! Не надо было срываться на него. Теперь он наверняка пожалуется отцу и расскажет про Стива! Расскажет? Но – что? Нет, все-таки надо у него узнать – видел он что-нибудь или нет. Сейчас мальчишка ничего не сказал отцу, хотя когда просил позвонить ему, у меня была абсолютная уверенность, что он все видел и собирается донести. На этот случай я уже даже придумала, что буду говорить Ларри в свое оправдание. Но Дэвид и словом не обмолвился об мне, я слушала весь разговор в спальне по параллельному телефону. Мальчишка только канючил, пытаясь понять, когда отец вернется. Наверняка, мои страхи преувеличены чувством вины.