Эмма Тополь - Катья

В один из вечеров я не выдержала. Когда стрелка на часах в гостиной приблизилась к двенадцати, я раздраженно спросила:

– Тебя не интересует, где он шляется весь день?

Ларри поднял голову от газеты, которую читал, и удивленно посмотрел на меня.

– Кто?

– Дэвид.

– Нет, не интересует, – он снова склонился над журналом.

– А зря, – не унималась я. – Может быть, он связался с дурной компанией или... наркотики...

– Спасибо, что беспокоишься о нем, но с Дэвидом все в порядке.

Ларри отложил журнал и внимательно посмотрел на меня.

Черт возьми, неужели в своих идиотских переживаниях я совсем потеряла голову и выдала себя?

– Я знаю, где он, поэтому не волнуюсь, – после паузы сказал он.

– Да. И где же? – равнодушно спросила я.

– У него появилась девчонка. Он влюбился. Говорит, что всерьез, как полагается в его возрасте... на всю жизнь.

Я всегда предполагала, что Ларри может быть изощренно жестоким! Интересно, в данном случае – жестокость от неведения или он все знает и мстит таким садистским способом?

– Влюбился? – голос все-таки дрогнул. – Замечательно. И в кого?

– Они живут где-то на 16-й стрит, между Фултон и Спринг, – Ларри снисходительно улыбался, словно хотел показать, что получает удовольствие от моей боли. – Ее отец – врач, уролог. Полезное родство. Так что, как видишь, я в курсе всего, что происходит с моим сыном.

– Ты уже поженил их? Тебе всегда хотелось его спихнуть кому-нибудь!

– Катья, что ты хочешь узнать? – он пересел с кресла ко мне на диван и взял за руку. – При чем здесь мой сын? Я чувствую, ты хочешь со мной поговорить, давай разговаривать. Не бойся, начни. Что бы ни было, я пойму. Или постараюсь понять.

Мне вдруг мучительно захотелось все ему рассказать, я потянулась к нему, он с готовностью всем телом двинулся мне навстречу. Но почему-то идущее от него тепло и нежность, так расположившие в первые минуты, вдруг показались искусственными. Его глаза были неподвижны, а углы губ – слишком напряженными. Я подумала, что он изо всех сил старается быть милым и понимающим, а на самом деле ждет подходящего момента, чтобы меня наказать. Неужели я совсем потеряла рассудок и могу поверить в то, что он меня поймет? Меня, влюбленную в его сына!

Я отвела его руки от себя.

– Пока мне нечего тебе сказать.

В его глазах погас ярко загоревшийся несколько минут назад блеск. Ларри встал, хотел что-то сказать, но хлопнула входная дверь, и он промолчал. Дэвид торопливо прошел на кухню.

Не знаю, что на меня нашло. Резко поднявшись, я положила руки на плечи Ларри, приблизила свое лицо, провела языком по его чуть раскрытым сухим губам, и громко сказала:

– Муж, а не пора ли нам в постель? С условием, что ты меня туда понесешь...

Его удивление длилось только секунду. Он обхватил меня двумя руками и поднял. Затем вприпрыжку, напевая что-то невразумительное, но бодрое, помчался по лестнице вверх.

Где-то на середине пути я увидела лицо Дэвида. Он стоял внизу, слишком далеко, и я не могла разглядеть, чего было больше в его глазах: отвращения, злости или насмешки.

Ночь с Ларри прошла для меня словно в удушливом бреду. Я ждала, пока он уснет, мне хотелось пойти к Дэвиду и попросить его прийти завтра в мастерскую. И, кто знает, возможно, удалось бы вымолить недолгий поцелуй, или хоть на секунду прижать его к себе.

Но только я делала движение, Ларри тут же просыпался, следил за мной и, если я шла в ванную, ждал пока выйду оттуда. В три часа ночи я пожаловалась на бессонницу и сказала, что хочу выпить теплого молока с медом. Он тут же приготовился идти со мной: «Посидим на кухне, поболтаем, как в старые добрые времена». Я поняла, что мне от него не отделаться, смирилась и, безуспешно пытаясь освободиться от его жарких обьятий, уснула.

Утром, проснувшись с тяжелой головой, я долго лежала и прислушивалась к тишине в доме. Ларри ушел на работу, а я даже не слышала, как он собирался, принимал душ, одевался. Со мной такое случалось редко. Срочно нужно было выпить кофе, иначе голова могла разболеться не на шутку. Я встала, не глядя на себя в зеркало, накинула халат, вышла в коридор. Дверь в комнату Дэвида была плотно закрыта.

«Дома!»

Я осторожно, стараясь не шуметь, открыла дверь и вошла. Комната была пуста. Я подошла к его разобранной кровати, присела, провела ладонью по подушке, надеясь почувствовать тепло его волос, затем сбросила халат и голая залезла под одеяло.

Остывшая постель обожгла меня холодом, зато это был знакомый мир запахов его тела. Я закрыла глаза, щекой прижалась к нежной глади подушки.

О, Дэвид, мой желанный юный любовник! Как хотела бы я сейчас почувствовать твои нежные тонкие пальцы у себя на талии, твое жаркое короткое дыхание на своих губах, и как было бы восхитительно двигаться навстречу твоему вибрирующему как струна телу и глохнуть от наших стонов, не разбирая, где чей голос...

Спустившись в кухню, я приготовила себе кофе. Впереди был длинный день ожидания, грусти, страха и стыда.

Вдруг вспомнилось, что что-то неприятное произошло вчера, но что именно – потерялось в мыслях о собственной ничтожности.

Помню, что Дэвида я, как обычно, нигде не нашла, хотя колесила по городу часа четыре. Затем тупо сидела в мастерской. Неожиданно пришел Стив, и я, расстроившись, что это не Дэвид, вылила на бывшего любовника столько раздраженного крика, что он, хлопнув дверью, ушел. А я снова погрузилась, словно в наркотический сон, в тупое ожидание.

Потом был вечер с Ларри, молчаливый, как и все другие вечера в последнее время. Потом... Что же такое произошло вчера, что я так старательно пыталась забыть во сне и что застрявшей иглой кололо сейчас в памяти.

И вдруг я вспомнила. Ларри сказал, что Дэвид влюбился.

Я попыталась глубоко вдохнуть. Тяжесть в груди превратилась в боль. Вот почему я нигде не могла его найти! Он пропадает у какой-то девки! С утра убегает к ней и, пока взрослые на работе, они наверняка валяются в постели, без устали занимаются любовью, обсуждая меня и радуясь моим страданиям. Но ведь эта потаскушка не имеет на него никакого права! Он мой! Его губы, руки, все тело – принадлежат мне! И только мне!

Что же теперь делать? Как унять разливающееся по всему телу чувство беспомощности и обиды? Хотелось закричать, зубами вцепиться в собственную руку, чтобы унять боль в сердце, от которой, кажется, еще мгновение – и наступит смерть!

Шатаясь, я поднялась в спальню, натянула какую-то одежду, подойдя к зеркалу, вспомнила, что еще не умывалась. Идти в душ не хотелось, вернее, казалось лишним. Я могла передвигаться только в одном направлении – туда, где был он. Мои мысли лихорадочно крутились вокруг необходимости встретиться с Дэвидом. Мне это было нужно сейчас и ни минутой позже. Ослепнув, потеряв осязание и обоняние, я рванулась к машине.