Елена Перминова - Бестолковый роман: Мужчины не моей мечты

Я взяла его руки в свои. Пальцы у него были толстые, с лопнувшими мозолями, а руки походили на черпаки с отлетевшей от старости краской. Но нежности в них было не меньше, чем в тонких. Засыпая, я услышала ласковую мелодию колыбельной. Она растаяла в моем сне, как мороженое на солнце. А вместе с ней и я.

Я никак не могла понять Таньку. Зачем было выходить замуж за этого борова? По-другому его назвать было нельзя. Маленькие, пуговками поросячьи глаза. Толстый, всегда лоснящийся подбородок. Заметная, это в его-то двадцать семь лет, лысина. И плотный, как футбольный мяч, живот. И все это добро – тонкой, музыкальной натуре. Той, что на слух могла определить автора любой мелодии. По одной цитате назвать роман или повесть. По дате рождения – нескольких исторических личностей. Я бы поняла, если бы подруге было лет тридцать. Но связывать свою судьбу в девятнадцать лет с этим слесарем-сантехником... Нет, в моей голове это не укладывалось. И все из-за того, что однажды в ее однушке прорвало кран.

– Не пришел, а закатился, – рассказывала Танька, от восторга закатывая глаза. Весь такой мягкий, круглый, какой-то уютный. Сначала прошел на кухню, поставил диагноз, потом попросил воды. Я дала ему прямо из-под крана. Он даже не возражал. Потом с почтением, как на диковину, посмотрел на пианино. Спросил, кто играет. Подошел, вытер своей огромной рукой пыль, ласково, как женщину обвел глазами. Потом попросил меня что-нибудь сыграть. Я удивилась, неужели слесарь может что-нибудь соображать в музыке. Я выдала ему попурри из Шопена и Шуберта. Он, как сытый кот, зажмурил глаза и начал что-то напевать. Потом подошел ко мне. Осторожно поднял, посадил наверх и начал внимательно разглядывать. Сначала я чувствовала себя не с своей тарелке. Стоит какой-то чужой мужик, раздевает взглядом и ничего не говорит. Пауза длилась несколько минут. Прервал ее он:

– Красивая, – про кого это было не понятно. То ли про меня, то ли про пианино.

Через секунду поняла – про меня. Он медленно, чуть касаясь провел по моей шее, расправил волосы, наклонил голову вперед и поцеловал в макушку. Представляешь, в макушку, как маленькую. Я уже смотрела на него с восхищением. Он стянул с меня джинсы. Поцеловал в пупок. Я даже не могла сопротивляться. Он все это делал так умело, и я забыла, что передо мной – слесарь. Подумала, какая разница. Больше думала о пианино. А что, если оно расстроится, если он намерен заниматься сексом прямо на нем. Но из-за крепкого поцелуя слова наружу так и не вышли. Пианино осталось целым и невредимым. Просто при каждом его движении клавиши издавали недовольный звук. А через месяц мы подали заявление в загс.

– Танька, у тебя затопило крышу, – прокомментировала я ее выбор.

– Тебе меня не понять. С ним надежно и сухо. Он ничего не понимает ни в музыке, ни в искусстве. У меня будет своя жизнь, а у него – своя, – нехотя возражала мне Танька.

– Так зачем ее проводить под одной крышей?

– Чтобы не заботиться о хлебе насущном. – Она открывала крышку пианино, и наш разговор растворялся в звуках музыки. Откинув назад волосы, она ударяла прозрачными пальцами по клавишам, заставляя и меня погрузиться в мелодию. Но я не унималась:

– Ну, а в сексе как? Так же, как и в первый раз, на пианино?

– Нет. Все буднично. Сначала пыхтит, потом рычит, потеет, дергается и отваливается. Зато я знаю, что никогда не буду его ревновать. Кому он нужен, слесарь. Да и удобно. Никаких тебе интеллектуальных игр. Только сексуальные.

– А как же твой Игорь? Свет в окошке. Мужчина твоей мечты. Половина твоего сердца. Так же ты говорила.

– А что Игорь? Уехал в Германию на полгода. Сказал, что у него много дел. И карьера – прежде всего. Что мне теперь, перевести любовь в теоретическую плоскость?

Спорить с Танькой было бесполезно. Она бросила ласковый взгляд на пианино и пошла на кухню. Я знала, что сейчас она помоет окорочка, почистит картошку, разложит все на противне и затолкает в духовку. Через полчаса должен прийти ее муж. Серега.

Я его звала Серый. Но это было не производное от имени, а цена его личности. Серой, непритязательной, напичканной только животными инстинктами. Способной издавать нечленораздельные звуки, размахивать по любому поводу руками и сыпать матом. Другим я его и не знала. Для общения с женой он использовал несколько фраз: «Пожрать есть че?», «Вруби телек», «Давай спать» и «Сбегай за пивом».

Этот день не был исключением. «Пожрать есть че?» – услышала я быстрее, чем звук закрывающегося замка. Танька вскинула свои длиннющие ресницы, поморщилась и, как по нотам, пропела:

– Да, Сереженька. Я тебя давно жду. У нас и Юлька в гостях.

– Гости это хорошо, – прогнусавил Серый. – Сбегай за пивом!

«Еще чего», – подумала я, но, поймав умоляющий Танькин взгляд, охотно согласилась.

На улице пахло свежевымытым асфальтом. Только что прошел дождь. На листьях еще держались капли. От земли поднимался легкий парок. Старушка из соседней квартиры придирчиво осматривала скамейку. Примеривалась, стоит ли садиться или лучше пойти домой. Достала из сумки газету, расстелила и обратилась ко мне за первой информацией после дождя.

– Ты откуда, дочка, будешь?

– К Свиридовым пришла. Танина подруга.

– А... Свиридовы. Ты ей скажи хоть по-дружески. Гуляет же он от нее. Ох, гуляет. К Светке, из пятого подъезда ходит. Как пить дать, к ней. Вчерась видела.

– К Светке? Так она же замужем! Да и кто на него посмотрит, на этого борова?

– Ну, не скажи! Он человек представительный. Руки-то у него золотые. Все починить может. А гулять, так это дело молодое.

Я не дослушала. Неужели действительно этот тип еще кому-то может понравиться? Да еще Светке. Она ведь как с обложки глянцевого журнала. Фотомодель, да и только. Ноги от шеи, глаза как два солнышка, волосы – длинным шелком. Не фигура, а произведение искусства. Господи, что они в нем нашли? Сейчас присмотрюсь повнимательнее. Может быть, в нем, и правда, что-то есть.

По такому случаю требовалось не пиво. Я взяла литр водки, кое-что на закуску и с видом благодетеля залетела в комнату:

– Ребята, гулять, так гулять! – размахивала я пакетом, полным всякой снедью.

– Угу! – что-то промычал Серый.

После третьей рюмки в глазах Серого загорелись искры. Движения стали плавными, голос – мягче. Он притянут к себе Таньку и ткнулся носом в волосы. Она мягко отстранилась и налила ему еще. Потом он разговорился. Про то, как вырос в детдоме. Про то, как служил на Дальнем Востоке. Как работал автомехаником и зимой чуть не замерз в поле, когда сломалась машина. Про то, что любит читать детективы и смотреть боевики.

Я не могла вставить ни одного слова. Танька со скукой на лице начала убирать посуду. Я, не зная куда себя деть, подошла к пианино, подняла крышку и взяла несколько аккордов. Танька пулей выскочила из кухни. Ударила меня по рукам и зашептала: