Глеб Соколов - Вихрь преисподней

В следующую минуту из дверей вывалился молодой чрезвычайно нарядно одетый журналист. За ним выскочили целой толпой его преследователи:

– Прочь отсюда! Вон! Вон! Убирайся, мерзавец! – кричали они в крайнем ожесточении. Многие из них норовили схватить молодого журналиста кто за волосы, кто за одежду, то тот, вертясь и так и эдак каждый раз ловко отталкивал от себя их руки.

– А вот мы тебя сейчас!.. – угрожали ему.

– Не смейте меня трогать! – огрызался молодой чрезвычайно нарядно одетый журналист. – Я могу разговаривать, где хочу и о чем хочу. Я свободный человек!

Не-Маркетинг хотел кинуться за своим конвертом (впрочем, куда бы он за ним кинулся?), но прихожане окружали его слишком плотным кольцом, не давая сделать ему и шагу назад.

– Конверт! Мой конверт! – кричал, в свою очередь, он. – Я только что потерял важный конверт. Отдайте мне мой конверт! Кто взял мой конверт?

– Прочь, прочь отсюда! Убирайся отсюда, пока цел! – загорланили в ответ окружавшие Не-Маркетинга прихожане церкви. Впрочем, теперь они уже отпустили его и больше никуда не волокли.

Возникла странная ситуация: оба – и Не-Маркетинг, и молодой чрезвычайно нарядно одетый журналист были уже не в церкви, но по-прежнему их окружала толпа прихожан, которым, видимо, показалось, что простое выдворение из церкви является недостаточным наказанием для богохульников... Верующие явно жаждали какого-то более радикального разрешения конфликта.

– Люди, надо вызвать власти, милицию! Сдать этих! Это же какие-то явные пропагандисты! Всё это явно не случайно. Это экстремисты. Пусть их проверят. Ведь сейчас же есть закон, нельзя так этого оставлять, – предложила женщина, которая была одета немного лучше, чем большинство женщин в этой толпе, не говоря уже о богомольных старухах, носивших на себе зачастую какое-то совершенно невообразимое тряпьё.

– Надо ему еще и надавать хорошенько, чтоб запомнился ему этот день! – в свою очередь предложил какой-то пожилой дядька, показывая на молодого журналиста. – Чтоб не смел богохульствать! Чтоб впредь знал...

– Да, да, надавать! Надавать! – подвизгивала тут же какая-то старушка из особенно богомольных.

– Вот видите, видите, что вы устроили?! Ах, боже мой, Пенза! – крикнул Не-Маркетинг чрезвычайно нарядно одетому журналисту.

В этот момент та старуха, которую Не-Маркетинг уже приметил в церкви, и которая там тяжело вставала с колен, уставив при этом на него ненавидящий взгляд, вдруг неожиданно размахнулась тряпицей, которая была у нее, – сразу и не было понятно, что это была за тряпица, только через мгновение, уже после того, как она хлестнула ею молодого чрезвычайно нарядно одетого журналиста, Не-Маркетинг вдруг разглядел, что это была и не тряпица вовсе, а авоська – сумка-сеточка, которых, наверное, уже лет двадцать нигде не продавали и которыми никто давно уже не пользовался. Молодой журналист как-то ловко изогнулся всем телом и уклонился в сторону, но все равно сетка задела его лицо.

– Но-но, так и глаз можно повредить! – возмутился журналист.

Но тут к нему кинулся один из молодых мужчин, который до этого просто молча стоял напротив него. Молодой мужчина явно намеревался схватить «экстремиста» за кисть, за локоть, вывернуть руку, заломать но чрезвычайно нарядно одетый журналист и в этот раз оказался проворнее и успел отскочить: оттолкнув преграждавшую ему дорогу женщину, так, что она повалилась на стоявших за ней людей, он бросился в сторону, где на паперти сидели нищие, вырвал у одного из них клюку и принялся размахивать ею перед собой:

– Не подходи близко, не подходи!

Маневр этот оказался не лишним, так как молодой мужчина кинулся преследовать журналиста, но увидав в его руках увесистую клюку, спасовал и принужден был остановиться на некотором расстоянии.

В свою очередь, нищий у которого журналист выхватил клюку, принялся истошно вопить о помощи, перемежая свои крики отчаянными ругательствами, однако, с земли так и не встал.

Тем временем старуха что есть силы хлестнула сеткой по лицу Не-Маркетинга. От боли он вскрикнул и попятился.

Гвалт, который начался в храме, перенесся на площадку перед церковью, но только стал еще отчаяннее. Кричали теперь уже все, кому не лень: кто-то просто ругался, кто-то звал милицию, кто-то угрожал богохульникам расправой. Какой-то старичок несколько раз небольно ткнул Не-Маркетинга кулачком в спину. К негодующим верующим присоединились многочисленные нищие, которые сидели на паперти, и теперь были солидарны со своим товарищем, у которого Пенза вырвал из рук его непрезентабельный посох.

Быстро осмотревшись по сторонам, Не-Маркетинг увидел шофера «пазика», который лез в свою кабину, тут знакомый незнакомец дернул Не-Маркетинга за рукав и они вместе поспешили к автобусу. На мгновение Не-Маркетинг обернулся и бросил взгляд на молодого чрезвычайно нарядно одетого журналиста.

Отмахиваясь от медленно подступавшей толпы нищенской клюкой, тот пятился назад. Поймав взгляд Не-Маркетинга, Пенза вдруг прокричал:

– Слушайте, слушайте, что я вам скажу! Слушайте! Что-то недоброе чудится мне во всем этом! Недоброе, потому что слишком много непростого и тайн, недоброе, потому что чудится во всем этом какой-то мрачный заговор, недоброе, потому что едят плоть и пьют кровь человека! Слушайте, это мой окончательный приговор: во всём этом мне чудится нечто очень недоброе!

Прокричав всё это, он неожиданно кинул в наступавших клюку нищего и со всех ног кинулся наутек.

Преследовать его не стали, и меньше, чем через минуту молодой журналист исчез в одном из проходных дворов квартала, что располагался рядом с церковью.

Не-Маркетинг же и знакомый незнакомец заскочили в автобус, который тут же тронулся с места и поехал прочь от церкви.

– Что же за ерунда такая сегодня?! Что же такое происходит?.. Чего он там нёс? Я ничего не понял. Он вам кто? – обернулся шофер автобуса к Не-Маркетингу.

– Так просто... Знакомый. Вчера познакомились, – ответил тот.

– А-а, знакомый... Да... Ну и знакомый! Вас там из-за него чуть не прибили! Фу ты, черт! Не-е, ребята, вот что я вам скажу: день сегодня и вправду.... Да что там день – время какое-то... Но этот ваш знакомый, ну и гусь! Чего он им там такое понес? Я с ним категорически не согласен. Слышите, категорически!.. Да, после таких дел – только стакан и спать! Не могу больше! Сходили в церковь, называется; попросили у бога помощи! Как вас только там не растерзали? Всё, стакан и спать!.. Так ведь до дому ещё добраться надо. В такой денек можно и до дому не добраться!

Между тем шофер давил на педаль газа через-чур сильно – автобус несся по нешироким улицам на бешеной скорости.